Сергей Зацаринный - Пустая клетка

— А утром исчезла? У вас ворота тараном не вышибешь, как она могла незаметно уйти?

Старик замялся:

— Уснул привратник. Я его сам и застал поутру спящим у ворот.

— Часто за ним такое водится?

— Бывает… Сейчас тихо. В нашем краю лишний народ не шатается. Да и в доме ещё шесть слуг, кто к нам полезет? Бывает, что и задремлет.

Пошли в комнату дочери. Порядок, чистота, ни малейших признаков спешки.

— Вещи проверяли?

— Ничего не пропало. Только одежда, которая была на госпоже.

— Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, никто из усадьбы не выходил, в усадьбу не заходил?

Ключник виновато, словно извиняясь развёл руками:

— К нам сейчас вообще мало, кто ходит. Да и мы тоже. Припасов своих хватает. Госпожа, иногда ездит на базар. Ну, а я потом деньги отвожу..

— А дочь хозяина?

— Её строго-настрого не велено из дома выпускать. Приказ самого хозяина. Он её не хотел оставлять, но она заболела слишком. Вот её и оставили под присмотром жены.

— К ней тоже никого не пускали?

— Да, некого и пускать. Какие подруги были, они тоже уехали. Всё больше в постели лежала и сказки слушала.

— А всё же улетела птичка, — сказал наиб, пощёлкав ногтем по пустой клетке. — Птичек любила?

Старик печально улыбнулся.

— Это да. Подержит, подержит и выпустит. И вслед смотрит. Любила птиц на волю выпускать.

— Ничего необычного вчера не замечали?

— Было. Гость приходил. Невысокий такой, в чёрном кафтане. Спрашивал у привратника хозяина и ушёл.

— Странное дело. Кому же в Сарае неведомо, что славный Урук-Тимур сейчас при хане на Кубани? Пешком приходил?

— Пешком.

— Назвался как? Что передать велел?

— Ничего. Только спросил и ушёл. В сторону большого базара.

Когда вышли во двор, народа там уже прибавилось. Как и предсказывал Злат, приехал Бадр-ад Дин. Он чинно беседовал с эмиром в тенёчке у стены. Пришлось подойти отчитаться.

— Убита ударом ножа в горло. Судя по всему, во сне. Слуги ничего не слышали. Похитили деньги и драгоценности. Привратник, как выяснилось, спал. Как это не печально, но главное подозрение падает на дочь. Она исчезла ночью. Нужно послать приметы на все заставы и караулам. Пусть слуги опишут платье, в котором она была.

Бадр-ад Дин только развёл руками:

— Бедный Урук-Тимур! Такое несчастье! К нему послали?

— Лучшего гонца. Только путь неблизкий, так что, думаю, будет сюда только через неделю. Ты свои дела закончил?

Наиб почтительно поклонился:

— С телом, да. Больше не буду никому мешать. Нужно ещё хорошенько обыскать усадьбу.

— Вот и хорошо, — оживился кади, — нужно торопиться. Сейчас прибудет шейх, я за ним уже послал, и можно будет заняться погребением.

Злат между тем увлёк своего писца в сад.

— Не повезло нашим святым отцам. Как раз сегодня, когда они всю ночь не спали, и столько хлопот. Но, хочешь — не хочешь нужно предать тело земле до захода солнца. А путь до кладбища не близкий. Так что, думаю, через час-другой здесь уже никого не будет. Кроме слуг. Сможем спокойно заняться своим делом. А пока, брат Илгизар, иди-ка ты в эту беседку да вздремни. Пока я со стражниками обыском буду заниматься. День ещё долгий, дел у нас полно. Когда ещё придётся поспать в такой беседке.

На берегу пруда под ивами красовалась увитая зеленью беседка, обсаженная розами. Одна сторона её выходила на пруд.

— Почувствуй себя эмиром хотя бы на час. Или праведником в райских кущах.

Наиб втянул носом воздух:

— А цветы как пахнут! Живи, кажется, и наслаждайся. Так нет. Видно золотая клетка красива только снаружи.

Во дворе невольники черпали из огромного чана воду — обмывать тело. Бадр-ад Дин, уже активно включившийся во всю эту погребальную суету, строго поинтересовался:

— Чистая вода?

— С реки. Только вчера утром подвезли.

Это заинтересовало наиба.

— К вам вчера водовоз приезжал?

— Ну, да, — подтвердил невольник, — Зимой он каждый день приезжает. А сейчас народа в доме мало, два раза в неделю.

— За ним кто следит?

— Зачем? Привратник ворота открывает, запускает. Когда тот полный чан нальёт — выпускает. Всё без обмана.

Едва похоронная процессия вышла со двора, сразу воцарилась тишина. Только сейчас суетились люди, болтали, шумели: сели на коней стражники, склонили печально головы почтенные имамы, пришедшие проводить на кладбище супругу самого ханского сокольничего, тронулись, и снова повис в бездонном небе коршун, сонно застонали куры под забором. Словно и не было ничего.

Место и впрямь было малолюдным. На другой стороне улицы угрюмо дремали вековые карагачи с чирикающими воробьями, за ними спуск к реке, огороды, рыбацкие причалы и летние балаганы для сушки рыбы у самой воды. Но и там никого не видно — утренний улов уже разобрали.

Слуги не спеша расселись в саду, помянуть хозяйку. Теперь командовать некому, сами себе головы. Постелили старые потёртые коврики в тени под акацией. Седобородый ключник, пара служанок, крепкий молодой конюх. Привратник тоже присоединился, заложив калитку на крепкий засов. Почтительно пригласили и наиба, который уже закончил с обыском. Тот охотно скинул на травке сапоги, ослабил ремешок на поясе и подсел к дастархану, поджав под себя ноги.

Суета и хлопоты утомили всех. О делах говорить не хотелось. Так хорошо было сидеть тихонько в маленьком саду среди цветов и отхлёбывать не спеша медовую воду.

— Это ведь я этот сад делал. Своими руками, — хвалился ключник. — Там была грязная лужа какая-то, хозяин велел пруд копать. Скота, народа много, чтобы своя вода была. Ну, а я потом ивы на берегу посадил. Сначала чтобы берег не обваливался. Потом всем понравилось. Акаций самосевом наросло. Попросил у хозяина дозволения беседку у пруда поставить. Потом один знакомый увидал, сказал, давай я тебе дам саженцы роз. Из Персии. Вода рядом, поливать есть чем. Посадил. Потом уже и других цветов достал. Тут меня надоумили первоцветов насажать. Они весной, сразу из под снега цветут. Их уже и хозяин застал. Похвалил. Давай, говорит, сажай ещё. Денег дал.

Садов в Сарае почти не было. Зачем? Знать и служители на всё лето уезжали в степь и возвращались только на зиму. Горожане попроще жили в кварталах ближе к базарам: там ни земли, ни воды лишней не было. Хотя, кое-кто из богатых купцов уже отселился ближе к окраине и обзавёлся и усадьбой и садом. Разбили маленький садик и монахи-франки у миссии. Остальные глотали пыль в своих глиняных двориках.

Наконец появился и толстый старик-повар с дымящимся горшком. Увидев его, женщины проворно сдёрнули платок с горки румяных лепёшек.

Священнодействуя большой ложкой, повар сокрушался:

— Вот ведь как получилось. Даже не пришлось мне готовить поминальный ужин по госпоже. Сказали, не надо. До захода солнца никто ждать не будет. Ну, хоть мы сами помянем. Её любимое блюдо. Теперь уже никто не будет заказывать.