Рафаэль Абалос - Гримпоу и перстень тамплиера

Вальдигор Ростволь тут же узнал солнце и луну, герб рыцаря, вызывавшего его на дуэль.

— Так это вы, Сальетти де Эсталья! — процедил он.

— В прошлый раз, когда вы были в моей милости, я подарил вам жизнь. Сейчас можете считать себя мертвецом! — бросил Сальетти.

— Вы бахвалитесь как простой оруженосец! — воскликнул Ростволь и ухмыльнулся. — Тогда вы меня унизили, это правда, но пришло время отомстить.

И он обрушил удар на шлем Сальетти, но тот отразил выпад. Они обменивались стремительными ударами, безграничная ярость Сальетти заставила противника попятиться, его меч с лязгом задел стену. Вальдигору Ростволу удавалось кое-как сдерживать натиск Сальетти, но лоб его блестел от пота, а глаза бегали, будто он видел перед собой саму смерть.

— Вы все еще полагаете, что сможете насладиться вашей победой и завладеть крепостью после того, как убили собственными руками хозяина замков Каменного Круга? — спросил Сальетти, обезоруживая Вальдигора Ростволя стремительным выпадом.

Ошарашенный Ростволь собирался было что-то ответить, но не успел: он беспомощно наблюдал, как Сальетти крепко обхватил рукоять меча обеими руками, поднял клинок до плеч, повернулся, готовясь одним ударом отрубить противнику голову. Наемник почувствовал, как стальное лезвие перерезает ему горло. Боли не было; голова отделилась от шеи и покатилась по земле. Хлынула густым потоком кровь, и свет в глазах Вальдигора Ростволя померк навсегда.

Весь день Гримпоу и Вейнель ехали на запад, не останавливаясь ни поесть, ни отдохнуть, и не перекинулись ни единым словом. Им было грустно, они беспокоились за Сальетти, ведь того могли убить при осаде крепости Остемберг; друзья боялись, что больше его не увидят. Даже то, что им удалось живыми выбраться из тайной комнаты и найти карту Незримого Пути, ничуть не воодушевляло. Сальетти с ними не было — вот единственное, что имело значение. Впереди были два долгих дня ожидания и сомнений, страхов и надежд, покуда Сальетти не прискачет, целый и невредимый, на рассвете третьего дня в дом врача по имени Умиус, расположенный в городе Метце, куда они держали путь.

Попрощавшись с Сальетти в подвалах крепости герцога Гульфа, они двинулись в глубь длинного подземного прохода, освещая себе путь факелами. На низком своде и каменных стенах проступала влага, по проходу гуляло эхо шагов, и казалось, будто в мире ничего больше нет и туннель никогда не закончится. Порой из-под ног прыскали в разные стороны светлячки, напуганные отблесками факелов. Гримпоу чудилось, что они перенеслись ненароком в темное и зловещее царство Аида (брата Зевса и Посейдона), бога из греческой мифологии, о котором он читал в библиотеке аббатства Бринкдум. Одержав победу над титанами, три бога поделили между собой мир: Зевсу досталось небо, Посейдону — море, а Аиду отдали во владение подземный мир. Юноша думал, что, возможно, король Франции и барон де Вокко лелеяли похожие планы. Быть может, после захвата замков Каменного Круга король Франции надеялся обрести тот загадочный предмет, которому легенды приписывали способность даровать бессмертие, а барон де Вокко довольствовался бы присоединением к своим землям Каменного Круга, чью главную крепость он пообещал своему союзнику рыцарю Вальдигору Ростволю — и тот словно превратился бы во властителя подземного мира. Гримпоу не знал, что Сальетти отрубил рыцарю голову и душа Вальдигора Ростволя уже горит в аду.

Наконец впереди забрезжил свет: блеклые лучи заходящего солнца осветили густой кустарник у подножия скалистого утеса, на макушке которого высились гигантские дубы. Вдалеке виднелась бурная река, сверкавшая в закатных лучах серебряным зеркалом, а рядом проглядывали зубчатые башни и островерхие крыши маленького городка, окруженного крепостной стеной.

Они вошли в Метц через западные ворота, защищенные двумя круглыми башнями, возведенными на мосту через реку. Крестьяне возвращались с полей, гоня перед собой мулов, нагруженных вязанками колосьев.

Путники миновали главные ворота, и им бросились в глаза гнезда аистов — на крышах домов, нескольких церквей и на колокольне собора. На площади, окруженной красивыми домами с колоннами, они увидели компанию шушукающихся горожанок, направлявшихся в собор на вечерню. Женщины, все как одна нарядно одетые, с любопытством оглядели молодых людей. Вейнель спросила у них, где находится дом врача по имени Умиус Натц, объяснив, что надо показать доктору ее брата, жалующегося на тошноту и головокружение, а Гримпоу тем временем изображал такое сильное недомогание, как будто подхватил черную чуму. Женщины испугались неведомой заразы, и одна из них, изящная и темноволосая, с голубыми глазами, указала путь: нужно пройти маленьким переулком вдоль стены собора, потом свернуть направо и идти до часовни тамплиеров, а затем по узкой улочке выйти к башне и постучать в дверь четвертого дома слева.

С тех пор как они перешли реку и вошли в город. Гримпоу не переставал думать о библиотекаре из аббатства Бринкдум брате Ринальдо Метце. Образ ученого старца с глазами без ресниц словно обрел плоть и кровь, когда молодые люди добрались до закрытой часовни запрещенного ордена храмовников. Часовня имела заброшенный вид, ее колокола уже давно не созывали тамплиеров Метца на службу. Гримпоу дотронулся до стены и представил себе, как молился внутри Ринальдо Метц, совсем еще юный, принявший обеты тамплиеров и отправившийся на Восток защищать Иерусалим от неверных. Похоже, в его жизни завершается та пора, что началась со знакомства с монахом, обучавшим его в библиотеке аббатства Бринкдум, — с монахом, чье прошлое встретилось ему в городе, где брат Ринальдо Метц родился более восьмидесяти лет назад.

Как и говорил Сальетти, дом Умиуса оказался совсем близко от часовни тамплиеров. Скромный фасад, пара окошек над входной дверью, однако внутренний двор просторный, обсажен жасмином и вьюнком. Вейнель постучалась в дверь, а Гримпоу держал лошадей.

Им открыл седой старик с длинной бородой, который явно удивился, увидев молодых людей на пороге своего дома. Врачу показалось, что это юноша и прекрасная девушка, но из-за шапки, покрывавшей волосы Вейнель, он засомневался. И тут прозвучал нежный голосок.

— Гёрцог Гульф Остембергский просит принять нас на несколько дней в вашем доме, — сказала Вейнель, вдыхая аромат цветов и целебных трав, наполнявший двор.

— Если вас и вправду направил ко мне герцог Гульф, можете считать, что вы у себя дома, — ответил старик, не задавая лишних вопросов.

Он показал им маленькую конюшню, помог снять седла и насыпал в деревянный лоток сена, а в другой налил воды.