Александр Дюма - Катрин Блюм

— О моральных качествах? — воскликнул Франсуа так, что стало ясно: насчет моральных качеств Шолле у него совсем иное мнение.

— Да, о моральных качествах, — повторил Бернар.

— Ну что ж, тогда можно сказать, что он из тех людей, которые не сумеют, пожалуй, отыскать следы коровы мамаши Ватрен, если корова забредет в поле Ментар. Хотя уж коровий-то след попробуй не заметить!

— Да, но ему вполне по силам выследить лань, догнать ее и затравить, особенно если эта лань носит чепец и юбку?

Лицо Франсуа приняло выражение одобрительной насмешки, в котором уж никак нельзя было ошибиться:

— Ну, в этом-то у него репутация славного охотника!

— Пусть так! — вскричал Бернар, сжимая кулаки. — Но только не следует ему охотиться на моих землях, а иначе — берегись, браконьер!

В голосе Бернара была слышна такая угроза, что Франсуа спросил испуганно:

— Что это с тобой?

— Иди сюда! — сказал Бернар.

Франсуа подошел.

Бернар обхватил его за шею правой рукой, а левой поднес к его лицу письмо Шолле:

— Что ты скажешь об этом письме?

Франсуа посмотрел сначала на Бернара, потом на письмо и наконец начал читать:

«Дорогая Катрин…»

— О-о! — прервал он чтение, — твоя кузина?

— Да, — ответил Бернар.

— Мне, однако, кажется, что ему не помешало бы обратиться к ней «мадемуазель Катрин», как это делают все.

— Да, во-первых… но погоди, ты дочитай до конца! Франсуа возобновил чтение, начиная понимать, в чем дело:

«Дорогая Катрин, я узнал, что Вы возвращаетесь после полутора лет отсутствия, во время которого я так редко мог видеть Вас при моих кратких приездах в Париж и совсем не имел возможности поговорить с Вами. В течение всех этих долгих месяцев Ваше очаровательное личико не выходило у меня из головы, я день и ночь думал только о Вас. Поскольку я спешу высказать Вам вслух то, о чем пишу, я поеду Вам навстречу до Гондревиля. Надеюсь, что по возвращении Вы станете более разумной, чем были до отъезда, и что воздух Парижа заставил Вас забыть этого мужлана Бернара Ватрена.

Ваш поклонник на всю жизнь

— О, это написал Парижанин?

— И весьма удачно!.. Ты же понимаешь: «этого мужлана Бернара Ватрена»!

— Да, но… а как мадемуазель Катрин?

— Вот именно, Франсуа, как мадемуазель Катрин?

— Ты думаешь, он поехал к ней навстречу?

— Почему бы нет? Эти городские так в себе уверены! И потом, чего ради стесняться из-за такого мужлана, как я?

— Ну, а ты?

— Я? Что я?

— Слушай, ты-то, наверное, знаешь, как к тебе относится мадемуазель Катрин.

— Я знал это до ее отъезда. Но за те полтора года, что она в Париже, как знать?

— Но ты ведь ездил ее повидать?

— Два раза, и в последний раз восемь месяцев назад… А за восемь месяцев молоденькой девушке чего только не придет в голову!

— Да полно, что за дурные мысли! — воскликнул Франсуа. — Нет, я знаю мадемуазель Катрин и могу за нее поручиться.

— Франсуа, Франсуа, самая лучшая женщина если не обманщица, то, по меньшей мере, кокетка… Эти полтора года в Париже!.. О!

— А я тебе говорю, что, когда мадемуазель Катрин вернется, она будет такой же, какой ты ее знал, доброй и милой!

— О, если только она поднимется в его тильбюри!.. — вскричал Бернар с угрожающим жестом.

— Что же тогда? — испуганно спросил Франсуа.

— Вот две пули, — проговорил Бернар, доставая из кармана две пули, на которых он ножом Матьё нацарапал крест, — две пули с моей отметкой: я нанес ее для стрельбы в кабана…

— Ну, и что?

— Так вот, одна из них достанется ему, а другая — мне!

И он вогнал обе пули в стволы ружья.

— Пойдем, Франсуа! — сказал он.

— Э, Бернар, Бернар, — упираясь, сказал Франсуа.

— Я тебе говорю, идем! — яростно закричал Бернар. — Иди же!

И он потянул Франсуа за собой, но вдруг остановился: перед ним стояла его мать.

— Матушка!.. — прошептал Бернар.

— Вот хорошо! — Франсуа довольно потер руки, надеясь, что присутствие матери что-нибудь изменит в ужасных намерениях Бернара.

Добрая женщина вошла, улыбаясь, держа в руке на тарелке чашку кофе с двумя непременными гренками.

Ей достаточно было взглянуть на сына, чтобы понять материнским чутьем, что с ним творилось что-то неладное.

Однако она не подала виду и с обычной улыбкой сказала:

— Добрый день, сынок!

— Спасибо, матушка, — ответил Бернар.

Он направился было к выходу, но она удержала его:

— Как ты спал, мальчик?

— Прекрасно!

Потом, видя, что Бернар идет к двери, она спросила:

— Ты что, уже уходишь?

— Они ждут возле Прыжка Оленя, Франсуа зашел за мной.

— О, это не спешно, — сказал Франсуа, — они подождут. Десять минут позже или раньше ничего не значат.

Но Бернар не остановился.

— Подожди минутку! — вновь заговорила мамаша Ватрен. — Я с тобой едва поздоровалась и даже не обняла!

Взглянув на него, она продолжала:

— Кажется, сегодня пасмурно!

— Ничего, разгуляется… Прощайте, матушка.

— Погоди!..

— Что?

— Съешь что-нибудь перед уходом.

И она протянута молодому человеку чашку кофе, которую только что приготовила для себя.

— Спасибо, матушка, я не хочу есть, — сказал Бернар.

— Это такой кофе, какой и ты любишь, и Катрин тоже, — настаивала мать. — Выпей!

Бернар покачал головой.

— Нет? Ну хотя бы губами дотронься. Если ты его попробуешь, он мне покажется вкуснее.

— Бедная моя матушка! — прошептал Бернар.

И, взяв чашку, он поднес ее к губам и вновь поставил на тарелку.

— Спасибо!

— Кажется, тебя дрожь пробирает, Бернар? — спросила мать, которую охватывало все большее беспокойство.

— Нет, наоборот, у меня сегодня как никогда верная рука… Посмотрите.

И привычным для охотников жестом Бернар перебросил ружье из правой руки в левую, затем, словно желая порвать ту цепь, что, как он чувствовал, начинала удерживать его, сказал:

— Все, матушка, теперь прощайте! Мне надо идти.

— Что же, иди, раз уж тебе непременно хочется. Но возвращайся побыстрее, ты ведь знаешь, что сегодня утром приезжает Катрин.

— Да, я это знаю, — сказал молодой человек с непередаваемым выражением в голосе. — Пошли, Франсуа!

И Бернар устремился к выходу. Однако на самом пороге он столкнулся с Гийомом.

— А, отец, как раз вовремя! — сказал он, отступая на шаг.

Папаша Гийом возвращался, по-прежнему, как и перед уходом, держа в зубах трубку. Только теперь в его небольших серых глазах поблескивало явное удовольствие.

Он даже не заметил Бернара или не показал вида, что заметил, и обратился к Франсуа:

— Молодец, парень! Браво! Знаешь, я не любитель раздавать похвалы…

— Это уж точно! — отвечал Франсуа, несмотря на свою озабоченность не сумевший сдержать довольной улыбки.

— Ну так вот, браво! — повторил старый лесничий.