Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

В том, что финны способны вполне сносно устроиться на ночевку в лесу, капитана уверил старшина. Старшина подтвердил, что в этом нет ничего невозможного и страшного. Он берется организовать, если что, такую ночевку, «будет тепло и уютно, просыпаться не захочите».

Сейчас-то сорок минусовых градусов не чувствовались. Благодаря движению. Благодаря овчинным полушубкам, под которые были поддеты стеганые фуфайки, благодаря вязаным подшлемникам, согревающим лицо.

И вообще прогулочка — пока тихо, светит солнце и нет еще усталости — проходит в удовольствие. Работай себе палками, переставляй ноги, дыши глубже чистым сосновым зимним воздухом да глазей по сторонам. Лес вокруг точь-в-точь такой, каким его изображают на новогодних открытках. Только веселых зверушек не хватает.

И у них такого удовольствия в запасе на три часа, если раньше не наткнутся на финнов. А потом стемнеет…

Попов впереди остановился, поднял руку.

— В чем дело? — негромко спросил капитан, сойдя с лыжни и по снегу приблизившись к красноармейцу.

— Стояли, перевязывали, кровь, — Попов острым наконечником палки показал на снег. Капитан ничего не увидел. А бывший охотник протянул палку к кустам, что окружали лыжную тропу, что-то, подцепив, снял с ветки и притянул к себе. Шепелев вгляделся и понял, что это бинт со следами крови.

— Легкое ранение, — сказал Попов.

— Да, наверное, — согласился капитан, — а повязка намокла, остановились перемотать. Раз так… Перекур, — он оглянулся, — Две минуты.

Шепелев посмотрел на часы, потом на Леву.

— Живы, сержант?

— А? Да, жив, — Лева упер палки в снег и сел на них.

Капитан взглянул поверх него на подъезжающий отряд. Пока ничего идут, легко…

Ярви не ждал нападения, не мог ждать. Его застали врасплох, и он ничего не сумел сделать…

Его вчерашние гости вернулись затемно. Вернулись радостно возбужденные. Они обсуждали то, о чем не могли говорить во время пути, обсуждали подробности нападения на коммунистов. Как смог понять Ярви, этот отряд, которым командовал человек по прозвищу Лось, напал на русскую колонну, подкараулив ее на дороге и взорвав мост через реку. Вот она война, подумал Ярви, мост строили не один месяц, тратя силы и стараясь, выкладывая камень к камню, досочка к досочке, а меньше чем за минуту его не стало. Так же и с людьми. Человека рожали, оберегали, отдавали ему все из души и из кошелька, может быть, катали на моих санях, учили его, а не стало человека с одного выстрела. Не стало коммуниста или финна, или шведа.

Но шведам повезло почему-то больше. Вчера вечером или сегодня рано утром Ярви не пересчитывал гостей, но приблизительно их было около тридцати. Сегодня же он подсчитал, потому что это стало проще сделать. Шестнадцать. И девять из них — шведы. Воюют они лучше или, наоборот, прячутся, когда финны ведут бой? Ярви не стал искать отгадку. Ему безразличны были подробности войны, как безразличен он оставался к оружию, которое заполнило дом. Он не задал ни одного вопроса, а как называется то или иное изделие из железа? То, что убивает, не вызывало в нем интереса.

А гости продолжали свое возбужденное обсуждение. Они говорили о сотнях погибших коммунистов, об упавшем в реку танке и жалели, что взорвали мост с опозданием и не уничтожили второй танк. Они говорили, что отряду какого-то Ангела не повезло, а ведь могло бы не повезти им.

У одного из шведов была прострелена кисть. Его рану тут же принялись обрабатывать и перевязывать. Молодого курносого блондина, который так любил поговорить, среди вернувшихся не было.

— Накрывай на стол, старик, — к Ярви подошел двухметровый командир в сером мундире с зелеными петлицами.

— Еды мало, а зиму жить, — сказал хозяин хутора.

Командир по прозвищу Лось навис над Ярви.

— Ты должен был эвакуироваться. Ты не выполнил приказа правительства. Значит, ты должен нести наказание. Хотя бы жратвой. Так что шевелись!

Ярви не понравилось, как разговаривает с ним молокосос, которому если и перевалило за тридцать, то совсем немного. А Ярви прожил на свете уже шестьдесят один год, у него дочь старше, чем этот молокосос, его дочери уже скоро будет сорок. Но Ярви ничего не стал говорить, он покачал головой и пошел резать кур.

За столом сегодня было свободнее. Но больше, чем вчера, вливалось сегодня в стаканы спирта.

— Надо помянуть павших товарищей, — сказал Лось и после этого появилась первая фляга в суконном чехле. Потом еще и еще.

Ярви не стал ждать, сколько будет этих фляг. Отобедав и из вежливости выпив за павших товарищей, он встал, чтобы уйти.

— А где твоя дочь, старик? — ухватил его за рукав Лось.

— Ей нездоровится, — ответил Ярви.

Его дочь не вышла из своей комнаты, услышав голоса вчерашних гостей. Она была здорова, когда отправлялась в свою комнату, а раз не вышла, значит, так считает нужным, Ярви сам сделает всю работу.

Ярви отошел от стола и перебрался в угол этой же комнаты, отгороженный ширмой. Он снова засел за ту работу, от которой его оторвали эти гости, которых не прогонишь. Он сел на лавку, взял в одну руку пууко, в другую — заготовку и продолжил вырезать деревянные игрушечные сани.

Со стороны стола доносились голоса, становящиеся все пьянее. Говорили и по-фински, и по-шведски, и на плохом финском. Иногда Ярви отрывался от работы и вслушивался, но ему быстро надоедало. Перебивая друг друга, вспоминали свои попадания и промахи, переходили к обсуждению войны на всех фронтах, хвалили Маннергейма, говорили о планах на завтра (завтра они собирались где-то пополнить запасы и где-то устроить коммунистам веселую ночь), потом пошли анекдоты и песни. Ярви качал головой и возвращался к санкам.

Потом Ярви услышал, как их командир распоряжается, чтобы закрыли ставни и заперли дверь. Никаких часовых они выставлять не собирались. Как сказал их командир по прозвищу Лось, они проснутся, если кто-то будет к ним приближаться. Ярви не понял, почему они обязательно должны проснуться. Может быть, они верят в предчувствия или уже настолько пьяны, что начинают городить чушь. А они сильно напились и шатались по дому, налетая на стены.

Ширму отдернули, и Ярви увидел Лося.

— О, какая вещь, — двухметровый командир протянул руку и вынул из ладоней старика его поделку, в которой уже можно было угадать сани. — Развлекаешься? Правильно. Ты можешь продавать их, старик.

Лось вернул хозяину деревянную игрушку. Ярви хотел сказать, что это не на продажу, но тут…