Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Поглубже натянув капюшон на ушанку, Лева вышел из-за дерева, выбрался на дорогу и поднял над головой карабин с гранатометной насадкой. Пошел дальше.

Очень и очень страшно. Хочется метнуться назад под защиту дерева. Плохо идут ноги, не слушаются. Ай-яй, какую глупость он сочинил. Сейчас хлопнет в лесу напротив и в груди застрянет маленький свинцовый кусочек. И какая же будет боль.

Лева добрался-таки до середины дороги и положил на нее карабин-гранатомет. Руки вверх, как тянуло, он не поднял. Еще неверно поймут. Он не сдается, он предлагает немецко-финскую дружбу. Он опустил руки по швам.

— Freudschaft, Hitler, Mannerheim [36] Дружба, Гитлер, Маннергейм (нем.). .

Он стоял неподвижный, но живой. Никто не стрелял. Но никто и не спешил навстречу. Чего ж ты боишься, разозлился Лева. Перед тобой невысокий, не богатырской ширины немец, еще и в очках.

Какой же я шлимазл, вдруг запоздало спохватился Лева. Надо было по-английски заговорить! Англичане же собирались посылать в Финляндию войска, он бы и подумал, что уже прислали…

Зашевелился сугроб возле дороги. Поднялся. В белых руках белое оружие. Очертаниями оружие более всего походило на их «Суоми». Почему белое? Ах да, Ильинскому же тоже обматывали винтовку бинтом. Лева видел, что его держат под прицелом. Но, странно, страх уходил. Наверное, оттого, что финн тоже показал себя. И даже тоже выбирается на дорогу. Осторожно выбирается, чтобы не пропустить ни малейшего движения незнакомца. А Лева уже дольше не мог терпеть. Щеки промерзли насквозь и взвывали тупой болью омертвения. Пуля так пуля. Сержант Коган поднес руки в вязаных рукавицах к лицу и принялся тереть шерстью о кожу. Вместе со щеками пришли в движение, заскакали, задеваемые пальцами, на переносице очки. И наконец слетели на дорогу. Когда Коган поднял их, то увидел, что финн уже находится прямо перед ним.

— Guten Tag, Kamerad! — приветствовал финна сержант госбезопасности, отрывая руки от лица. — Das Dokument. Lese mal. [37] Добрый день, товарищ! Документ. Прочти (нем.) .

Лева медленно достал из кармана маскировочной кутрки предусмотрительно переложенную в нее за деревом инструкцию по эксплуатации баллонов с ипритом. Ту, что он вчера переводил командиру. Она была отпечатана на добротной, плотной бумаге, а ее заглавный лист украшал имперский орел со свастикой в кружочке. Рисунков, изображающих баллоны — хоть в чем-то фашисты молодцы — инструкция не содержала, все объяснялось на словах. Орел и свастика должны внушить доверие.

Дальнейшие свои действия Лева, сидя за деревом, представлял так: дождаться, когда финн повернется спиной, выхватить нож из-под куртки и всадить в спину. Подло, конечно, в романах и кинематографе благородные герои так не поступают, но война есть война.

Финн взял протянутый документ, вгляделся в него, потом перевел взгляд на Леву, словно сверял его личность. Трудно было понять, какие эмоций отражаются на лице врага, потому что и лица видно не было. Его скрывал вязаный подшлемник, обмотанный марлей, открыты только глаза.

— Ich bin aus Gestapo [38] Я из гестапо (нем.) . , — счел нужным уточнить сержант госбезопасности.

Что ж он молчит, забеспокоился Лева, о чем задумался. Не должен же он думать о том, что у немца из фашистской Германии не может быть еврейский тип лица, откуда простому финну могут быть известны такие тонкости?

Финн вернул Леве инструкцию по эксплуатации баллонов и сказал, указав на себя пальцем:

— Миня олен Айно Лейнонен. Олен теялля юксин, олен вартия, миня ен тиедя, митя тапахтуу… [39] Я — Айно Лейнонен. Я здесь один, я часовой, я не понимаю, что происходит… (финск.)

Палец входил в широкое кольцо, рвал его в сторону от изделия, хотя достаточно было просто потянуть. Вытащенный, как заноза, предохранительный шплинт уже не удерживал спусковой рычаг запала. Рычаг удерживали пальцы, прижимая к корпусу изделия. Пальцы вместе с рукой описывали в воздухе полукруг, взмывали вверх и разжимались.

Выпущенное на волю изделие американского производства, обозначающееся как М-16, медленно поворачивалось в полете над снежным полем. А в корпусе цилиндра зарождалась, развивалась и стремительно неслась к концу короткая внутренняя жизнь: боевая пружина запала провернула на оси ударник, произошел накол и воспламенился верхний капсюль и замедлитель. Граната как раз проходила верхнюю точку своего полета, сравнявшись с высотой домов, к которым продвигались люди, бросившие ее. Замедлителю хватило двух секунд, чтобы прогореть, и воспламенилась шашка. Ее горение плавило крышку, отделяющую шашку от дымового состава. До кончины изделия оставалось совсем немного. Американская придумка сближалась со снежным покровом, давно не освежавшимся снегопадами, и потому он был не пушисто бел, а покрыт ямами, ямками, следами от лыж, ног, тел, черными крапинками копоти, кусками окровавленных тряпок и стреляными гильзами. Не было на этом поле только звериных следов. Звери давно обходили это место, с тех пор как люди начали на нем свою охоту друг на друга.

Ручная дымовая американская М-16 упала в карельский снег, выдавив в нем лунку. Вспыхнул дымовой состав, пошла возгонка красителей, от корпуса цилиндра отлетели под давлением изнутри восемнадцать полосок клейкой ленты, и из восемнадцати дырочек повалил дым. Дымовой гриб вырастал из лунки, оплавляя и расширяя ее, превращался в облако фиолетового цвета. Фиолетовые клубы добавились к красным, желтым, бело-серым и оранжевым клубам, образовавшим стены полевого коридора, по которому продвигалось трое лыжников.

— Цирк какой-то, парк культуры и отдыха, — ворчал старшина, вырывая на бегу очередное кольцо гранаты, на корпусе которой было выведено «blue smoke».

Старшина бежал первым. Потому что именно у него в дуло винтовки, висящей по-уставному и по-походному через плечо, была вставлена ветка, а на ней развивался прямоугольный отрез красной материи. Вернее, бардовой. На флажок пошла найденная в сарае старого хуторянина замызганная тряпка, которую пришлось отстирывать. И благодаря ему или благодаря тому, что всего трое лыжников, в открытую, по прямой бежавших к окруженной деревне, не должны казаться врагами, но свои в своих не стреляли. Да и дымовая завеса из затейливых цветовых сочетаний, скрывавшая лыжников от выстрелов из леса, но не от выстрелов из деревни, говорит о том же — не спешите в нас стрелять.

— Свои! Ребята! Советские! — не останавливаясь, закричал старшина Зотов, когда до стоящего боком, мертвого, присыпанного снегом танка, оставалось шагов тридцать. — К вам!

Трое лыжников обогнули вросшую в снег машину. Из окопа, вырытого сразу за танком, поднялся человек в противогазе.