Макс Коллинз - Похищенный

– Нет! – сказал «Джон». – «Номер первый» продырявит нас обоих, если я возьму вас туда. Но к десяти часам утра в понедельник я пришлю вам доказательство того, что ребенок действительно у нас.

– Доказательство?

– Его ночной комбинезон.

Потом, как утверждал Кондон, «Джон» в течение нескольких минут заверял доктора, который поднял эту тему, что Ред Джонсон и Бетти Гау не участвовали в похищении, что они ни в чем не виноваты.

– Об этом, – сказал Кондон, – с облегчением узнает Линдберг, да и полицейские тоже.

Я промолчал. Мои соображения несколько отличались от мыслей этого старого болвана: мне показалось чертовски подозрительным то, то Кондон спросил «Джона» о Джонсоне и Гау, и смешным то, что похититель так пылко защищает незнакомых людей... если, конечно, они были для него незнакомыми.

Уже поднимаясь, чтобы уйти, «Джон» задал последний вопрос:

– Вы поместите еще одно объявление в газету «Бронкс Хоум Ньюз»?

– Да, – сказал Кондон.

– Напишите «Деньги приготовлены», – сказал «Джон», сделав шаг назад, и поднял палец. – И постарайтесь, чтобы на этот раз они действительно были приготовлены.

Сказав это, он повернулся и исчез в темноте.

– Прежде чем он скрылся среди деревьев, – сказал я, – вы пожали друг другу руки.

– Да, – сказал Кондон, – но не как друзья. Скорее, как участники переговоров, достигнувшие предварительного взаимопонимания.

Невелико достижение – договориться с доктором Джоном Ф. Кондоном.

Однако профессор был доволен собой и своим приключением, радуясь тому, что открыты каналы для дальнейших переговоров и благополучного возвращения ребенка.

Я надеялся, что люди Уилсона приехали за нами сюда, тихонько наблюдали и продолжали слежку за «Джоном», когда он отправился домой.

И в то же время у меня было чувство, что я оплошал, что мне нужно было выйти из машины, чтобы подслушать их разговор, и либо пойти вслед за этим ублюдком «Джоном», либо схватить его и вышибить из него жизнь или правду.

Смотря что вышло бы вперед.

Ночной детский комбинезон, который «Джон» обещал прислать к десяти часам утра в понедельник, почтальон принес только в среду.

Эти дни были скучными и напряженными, хотя погода улучшилась. Неожиданно зиму сменила весна, что в данном случае было не совсем хорошей новостью, поскольку предвещало новое, еще более ожесточенное нашествие туристов на имение Линдберга. Копы штата Нью-Джерси были теперь в своей стихии: наконец они начали делать то, что умели делать, – регулировать движение. Парни Шварцкопфа в щегольской форме мужественно отражали атаки любопытных экскурсантов, хотя – ив этом была доля иронии, если учесть, кому принадлежало имение, – некоторых непрошеных гостей отогнать было невозможно: это были летчики, которые за два с половиной доллара за билет целыми днями летали над имением и вокруг него – к удовольствию глазеющих вниз пассажиров и к досаде всех нас на земле.

Во вторник, через две недели после похищения, полковник Шварцкопф проводил пресс-конференцию, на которой, кроме всего прочего, шла речь о Реде Джонсоне; в полиции пришли к выводу, что моряк не причастен к делу Линдберга, но он по-прежнему находился в федеральной тюрьме, ожидая депортации за незаконный въезд в страну. Чего Шварцкопф не сказал газетчикам – потому что не мог знать этого – так это того, что я посоветовал Фрэнку Уилсону из Налогового управления осуществлять депортацию Джонсона черепашьим шагом на тот случай, если в дальнейшем окажется, что он не такой уж «невиновный».

Уилсон продолжал оказывать мне кое-какие услуги, а я ему, однако он подтвердил мои подозрения относительно ночной встречи на кладбище с «Джоном»: никто не следил за Кондоном и мной и соответственно никто не мог последовать за «Джоном», когда он отправился домой.

– Мы получаем приказы непосредственно сверху, – сказал мне Уилсон. – Вам известно, что Линдберг и Миллс – приятели?

Уилсон имел в виду Огдена Миллса, министра финансов.

– Это безумие, – сказал я.

– Нам было велено на время прекратить всякие действия, – с унылым видом сказал Уилсон. – Запретили брать под наблюдение Кондона и вмешиваться в то, как полковник Линдберг хочет вести свое дело.

Даже в этом нелегком положении Уилсон и агенты Налогового управления продолжали проводить собственное расследование, включающее непрекращающийся поиск человека Капоне. Боба Конроя.

В среду утром, примерно в половине одиннадцатого, в своем доме в Бронксе профессор Кондон получил мягкую продолговатую бандероль, в которой, по-видимому, находился детский ночной комбинезон, однако старик не стал вскрывать сверток. Вместо этого он позвонил Брекинриджу в его офис, чтобы договориться о визите к нему самого Линдберга. Кондон сказал, что для этого приглашения у него есть причины, и одной из них было, очевидно, его огромное желание видеть счастливчика Линди своим гостем.

Однако мы с Линдбергом смогли улизнуть из имения только с наступлением темноты. Даже ночью вокруг его дома кишели газетчики и экскурсанты. Я вел колымагу, а Линди притаился на заднем сиденье; на нем были кепка, очки с большими янтарного цвета линзами, фланелевая рубашка и поношенные, выцветшие хлопчатобумажные брюки; ночь была прохладной, но он был без пальто и походил на мальчика-рассыльного. Как я уже говорил, лицо у него было довольно моложавым.

Мы приехали в дом Кондона в Бронксе в начале второго ночи. Дверь открыл сам профессор; на мгновение он растерялся и узнал Линдберга только после того, как тот снял янтарные очки. Нельзя сказать, что очки уж очень изменили внешность Слима, я даже предположил, что Кондон каждое утро перед зеркалом придавал своему лицу такое же озадаченное выражение.

– У меня есть для вас кое-что, – с заговорщическим видом сказал Кондон Линдбергу, когда мы шли по коридору в гостиную, в которой нас ждал полковник Брекинридж – тоже гость Кондона.

Продолговатая бандероль лежала на рояле на пестрой похожей на кашемировую, шали.

– Вы вполне уверены, – спросил Кондон, коснувшись руки Линдберга, – что вы желаете... что вы сможете спокойно осмотреть содержимое этого свертка?

Линдберг ничего не ответил; он просто взял сверток и начал осторожно его развертывать, как развертывает рождественский подарок разборчивая женщина желающая сохранить цветную бумагу на следующий год. Внутри была записка, которую он отложил в сторону, не читая, и поднял маленький шерстяной костюмчик – серый детский ночной комбинезон. На задней части воротника был ярлык, на котором значилось: «Доктор Дентон, размер 2».

Линдберг с любопытством рассматривал его. Потом понюхал.

– Мне кажется, его постирали, – сказал он.