Макс Коллинз - Похищенный

В этот вечер Гас, высокий, сухощавый, усатый старик, от которого пахло табаком, – он его постоянно жевал – открыл наконец-таки дверь, ведущую на давно пустующий третий этаж дома. Гас утверждал, что единственный ключ от этих дверей хранился у него, и так как этой дверью, кажется, давно уже никто не пользовался, смотрителю пришлось -достаточно долго – ковыряться в ржавом замке, прежде чем он сумел ее открыть.

Никаких привидений на третьем этаже мы не нашли, там стояло лишь еще несколько предметов покрытой чехлами мебели. Пол был покрыт толстым слоем пыли, на котором не видно было никаких следов.

Эвелин, стоявшая возле меня, вцепившись пальцами мне в руку, сказала:

– Наверное, я просто слышала шум, производимый ветром.

– Наверное, – согласился я.

Конечно, я не верил в дома, населенные привидениями; но к тому времени я находился под впечатлением Эдгара Кейси, сестры Сары Сивеллы и вождя Желтое Перо и начинал склоняться к мысли, что нам следует искать ребенка Линди в цилиндре какого-нибудь мага.

Следующий вечер был не менее холодным, чем предыдущий, и мы, облачившись в одеяла, вновь собрались на кухне, пили кофе и ждали, что появится, наконец, Минз, зазвонит телефон, или на худой конец материализуется какой-нибудь Богом проклятый призрак. Но ничего этого не произошло.

Мы с Эвелин провели ночь в комнате, которую освободила Инга. Мы просидели почти всю ночь, если не считать тех моментов, когда мы развлекались; Эвелин выкурила пачку сигарет, я израсходовал всю свою жвачку. Это была длинная, утомительная и незабываемая ночь, но призраки так и не появились; в коридоре, на лестнице и наверху не слышно было никаких шагов, и никто, во плоти или бесплотный, не пытался стащить с нас одеяла.

Она заснула в моих объятиях; мы полусидели, опираясь на подушки и накрывшись одеялами. Через щели в заколоченных окнах начал просачиваться свет. Эта длинная ночь кончилась.

Когда я уже вставал с кровати, я услышал, как что-то тяжелое упало на пол; я вздрогнул, и Эвелин, тоже вздрогнув, проснулась.

– Что?.. – начала было она.

Я встал и замер, глядя, как с небольшого стола у боковой стены продолжали падать книги, находящиеся между двумя надежными бронзовыми книгодержателями в виде конских голов.

Я посмотрел на нее.

Она посмотрела на меня.

Выражение наших лиц было таким, какое бывает у детей в цирке во время выступления фокусника.

Я медленно подошел к столу. Книги валялись на полу неуклюжей кучкой. Книгодержатели одиноко продолжали стоять друг против друга вплотную к стене, как и книги до того, как они попадали на пол. Казалось, кто-то столкнул их на пол – только этот кто-то должен был для этого находиться там, где была стена.

Я пожал плечами, сказал, что все это пустое, и начал одеваться. Эвелин кивнула, глядя на меня, тоже пожала плечами и отправилась в свою комнату, чтобы одеться. Мы больше не заговаривали об этом, во всяком случае за завтраком; надо сказать, мы вообще почти не разговаривали, если не считать нескольких замечаний о том, какой наступил прекрасный солнечный день.

Вскоре после завтрака в коридоре громко зазвонил телефон, напугав нас всех до чертиков. Звуки его эхом отразились в большом, полупустом доме, и Эвелин кинулась, чтобы поднять трубку.

Она держала трубку на некотором расстоянии от себя, я встал рядом и начал слушать.

– Говорит Хоган, – произнес голос Гастона Минза. – Кто у телефона?

– Это Одиннадцатый, – сказала Эвелин.

– Одиннадцатый, прошлой ночью мы не смогли привезти вам «книгу». Мы чудом спаслись.

– Чудом спаслись?

– Слушайте меня внимательно. Сегодня во второй половине дня приезжайте ко мне в Чеви-Чейс. Будьте очень, очень внимательны на дороге. Убедитесь, что за вами никто не следит. Я буду ждать вас в своем доме в половине третьего.

Мы услышали щелчок – он положил трубку.

Она посмотрела на меня, продолжая держать в руке трубку:

– Разумеется, я поеду.

– Не одна, – я сжал ее плечо. – Может повториться «несчастный случай», который произошел с Мод Кинг.

– Тогда поедем со мной. Он не сказал, что я не могу взять с собой своего шофера.

Итак, сразу пополудни я надел свою водительскую форму, сел в машину и с помощью Эвелин, указывающей мне, куда ехать, добрался до населенного пункта Чеви-Чейс в Мэриленде, недалеко от границы с округом Колумбия. Район, в который мы приехали, был жилым и богатым, хотя таких дворцов, как дом Эвелин Уолш Мак-Лин в Вашингтоне, здесь не было. Дом на Лилэнд-стрит 112 оказался большим белым двухэтажным красавцем с колоннами и широкой лужайкой, спускающейся к ограде из проволочной сетки, – этакий комфортабельный замок с тюремной оградой и установленными там и сям прожекторами на столбах. Я рискнул предположить, что в доме установлена и система охранной сигнализации – Минз не жалел денег на обеспечение собственной безопасности.

Однако ворота оказались открытыми – нас ждали или по крайней мере Эвелин – и я встал позади нее, держа в руках свою водительскую кепку, когда она позвонила у дверей. Дверь открыл высокий, стройный, симпатичный юноша лет шестнадцати в аккуратно сидящих на нем свитере с ромбовидным рисунком и серых брюках.

– Мы пришли к мистеру Минзу, – улыбнувшись, проговорила Эвелин.

Мальчик кивнул; его большие карие глаза глядели простодушным взглядом.

– Пожалуйста, входите, – сказал он, и мы вошли. Интерьер дома был таким же опрятным, как одежда мальчика. Красивая обстановка в колониальном стиле свидетельствовала о том, что живут в нем люди если и не богатые, то уж во всяком случае зажиточные.

– Кажется, отец ждет вас, – сказал мальчик.

В этот момент послышался густой голос Минза:

– Эй там, привет! Поднимайтесь наверх!

Оставив мальчика, мы поднялись по лестнице, и на площадке нас встретил Минз. В отличие от своего дома и сына, выглядел он ужасно: коричневый костюм – мятый, галстук – незатянутый, глаза воспаленные, изо рта несет спиртным, лицо красное и потное. Он провел нас в загроможденный мебелью кабинет мимо стола, на котором лежало изобретение, достойное полотна карикатуриста Руба Голдберга, – длинная доска с прикрепленными к ней четырьмя батарейками, большой лампой и отражателем.

Крупный круглолицый ублюдок тяжело опустился в кресло позади беспорядочно заваленного различными предметами стола.

– Боже, Одиннадцатый, вчера ночью мы едва унесли ноги!

– Что вы имеете в виду, Минз?

– Называйте меня Хоганом, Одиннадцатый. Я настаиваю на этом. Мы будем разговаривать в присутствии вашего шофера?

– Я же агент номер Шестнадцать, – сказал я. – Помните?

– Если вы полицейский шпион, – загадочно проговорил Минз, – ребенок Линдбергов окажется в незавидном положении.