Александр Арсаньев - Казна Наполеона

Анна Васильевна была все также печальна и гостеприимна. Хозяйка с порога сообщила мне, что Алексей Валерианович по-прежнему отсутствует, но она рада меня видеть.

— Присаживайтесь, — указала она на стул. Я послушался, и Анна Васильевна, расправив юбки, устроилась поблизости от меня в глубоком кресле. Я заметил, что она собирается мне что-то сказать и собирается с духом. Глаза у нее, как и прежде, были на мокром месте, они покраснели от сез и недосыпания, но сегодня графиня Картышева уже не хваталась без устали за платок, как в мой прошлый визит.

Я хотел обратиться к ней с обычными словами любезности, но она прервала меня нетерпеливым движением руки.

— Почему же вы сразу не сказали? — укорила меня Анна Васильевна, чем вызвала мое искреннее недоумение.

— Чего не сказал? — удивился я.

— Что вы разыскиваете убийцу моей дочери, — заявила она, уставившись мне в глаза немигающим взгядом. — Андрей Валерианович приезжал, мы с ним долго говорили о вас, — добавила она.

Мне стало не по себе, я ощутил пугающее нечто, которое неумалимо на меня надвигалось. Неужели Картышев осмелился сказать ей и об Ордене? Я в это просто не мог поверить, сама эта мысль мне казалась совершенно невероятной. Хотя… Я-то ведь не скрывал от Миры и Кинрю, что числюсь в масонской организации. Да и мое расследование пока не касается интересов ложи. И тем не менее…

Видимо, мои мысли отразились у меня на лице, потому что Анна Васильевна спросила:

— Mon ami, чего же вы так испугались? Вам следовало сразу открыться мне, а не ходить вокруг, да около. Хотя, признаюсь, я не вижу в этом вашем расследовании особенного смысла. Вчера заходил господин из полиции, пренеприятнейший такой субъект, так он говорит, что моя дочь стала жертвой трагических обстоятельств. Случайная жертва, так сказать, -губы графини Картышевой побелели, и она налила себе воды в прозрачный стакан. Я уж подумал, что снова не обойдется без нюхательных солей, но ошибся, Анне Васильевне в этот раз удалось справиться со своими нервами самостоятельно. — Скорее всего, какой-то бродяга ее… — она не договорила.

— Мне так не кажется, — заметил я.

— Вы и правда напали на след убийцы? — лицо Анны Васильевны оживилось, но покрылось красными пятнами. Мне показалось, что она встревожилась еще больше.

— Я этого не говорил.

— Тогда почему вы вернулись?

— Мне надо переговорить с вашей камеристкой Камиллой и, кроме того, уточнить некоторые сведения касательно недавней поездки вашей дочери.

— Вы и об этом уже знаете? — графиня вспыхнула.

Я немного схитрил:

— Разве она уезжала не к тетке?

— Да, то есть нет, — Анна Васильевна занервничала. -А впрочем, вы все равно узнаете о бесчестии моей дочери! -воскликнула она, подошла к секретеру и выдвинула верхний ящик:

— Вот, — графиня протянула мне распечатанный конверт. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Читайте, — махнула она рукой.

Я пробежал глазами письмо. Оказалось, что оно было написано рукою той самой московской тети, которая упоминала, что больше года не видела племянницы, и интересовалась ее здоровьем.

— Где она была? С кем? Мерзавка Камилла ни о чем говорит не хочет, а она же с ней ездила, тварь такая! — Теперь Анна Васильевна от слез все же не удержалась. — Заклинаю, — взмолилась она. — Только не говорите графу! Мы потеряли дочь, но пусть хотя бы ее имя останется незапятнанным!

Я ее успокоил:

— Конечно.

Следовательно, мои предположения оказались верными, дело оставалось за малым — разговорить мадемуазель Камиллу.

Я вернул графине письмо, она убрала его в ящик и закрыла на ключ.

— Сожгу сегодня же, — зло сказала она. — Эх, Танечка, Танечка! Бедная моя доченька!

— Я хотел бы переговорить с Камиллой, — на ее счет я питал большие надежды.

Анна Васильевна горько усмехнулась:

— Вещи собирает мадемуазель, — сообщила она. — Не место ей в порядочном доме. Пусть убирается!

— Как?

Я терял свой единственный шанс. Конечно, потом мне в любом случае удалось бы отыскать камеристку. Только кто знает, сколько на это было бы затрачено сил и времени?!

— Неужели вы и впрямь полагаете, что я и дальше стала бы держать у себя эту гадину? — спросила графиня с отвращением.

— Она еще не ушла? Как мне ее найти? — воскликнул я.

— Не знаю, — на лице Анны Васиьевны читалось нескрываемое презрение. — Возможно, она все еще в своей комнате. В бывшей ее комнате, — уточнила она.

Я выбежал из гостиной и помчался в комнату Камиллы, скользя подошвами туфель по паркетному полу, и едва не рухнул у лестницы. Но мне все-таки удалось удержать равновесие, я в несколько секунд добраля до цели, распахнул дверь и…

Комната пустовала! Как тут было сдержаться и не выйти из себя?!

На пороге появился знакомый камердинер.

— Вы все мадемуазель Камиллу разыскивате? — спросил он скорее для проформы, так как был уверен в моем ответе. -Так она только сейчас ушла. Я ей еще вещи тащить помогал, -добавил старичок. — С серного входа.

Камердинер снова провел меня тем же путем, что и в прошлый раз, и получил заслуженную награду. Я сбежал с крыльца, разглядев на приличном расстоянии изящную женскую фигуру, которая от меня стремительно удалялась. Я прибавил шагу и вскоре ее нагнал.

— Мадемуазель Камилла! — я окликнул француженку, но она не отозвалась. Тогда мне пришлось схватить беглянку за край канзы, концы этой кисейной накидки были завязаны у нее крест-накрест на талии, которую можно было без преувеличения назвать осиной.

— Ах, это снова вы? — Камилла обернулась. — Что вам угодно на этот раз? — спросила она с негодованием, устремившись к калитке.

— Уберечь вас от тюрьмы, мадемуазель!

— Да что вы говорите?! — Камилла негодовала. — Мне кажется, я сплю и вижу дурной сон. Оставьте меня, наконец, в покое!

Легкий ветерок растрепал ее каштановые волосы, и она то и дело поправляла их рукой.

Мне пришло в голову немного изменить свою тактику:

— Я вам заплачу, — пообещал я Камилле. — Если вы ни при чем, и вам нечего скрывать, то мое предложение должно показаться заманчивым. Или, — я перешел к угрозам, — по вам, Камилла, уже плачет сибирская каторга! Вы не были в Сибири? — невинно осведомился я. — Не слыхали, как гремят железные кандалы? Таежный климат отличается от парижского! — откуда я мог знать, что каким-то непостижимым образом предвижу свою судьбу?

— Прекратите меня пугать, monstre! — воскликнула Камилла. Кстати, чудовищем меня назвали впервые, и мне это почему то не понравилось. В дальнейшем я привык и к более неласковым именам.

— Это для вашего же блага, сударыня, — я улыбнулся самой очаровательной улыбкой, на которую только был способен, и отпустил ее локоть.

— Ну, ладно, — Камилла сдалась, видимо взвесив все «за» и «против» делового сотрудничества со мной. Перспектива легкого заработка показалась ей более заманчивой, чем тюрьма. Облокотившись о чугунное кружево ограды, она спросила: