Роберт ван Гулик - Призрак храма Багровых туч

— Зачем мне подделывать письма от умирающих девушек, судья?

— Чтобы шантажировать убийцу. Один из ваших нищих, Монах, отнес ларец черного дерева Ли Го. Вы сказали нищему, что именно говорить художнику: ларец найден около кроличьей норки на склоне холма позади храма. Убийце кроличья нора напомнит о вентиляционном канале и предупредит его о том, что пославшему ларец известно все. Теперь его подлое преступление раскрыто, потому что падение на дно подземелья не убило госпожу Нефрит, и она собственной кровью написала эту записку в последние мгновения своей жизни, а затем выбросила ее наружу через вентиляционный канал. А мне. Монах, это напомнило о другом очень важном факте. Пославший ларец знал, что убийца, сбросив в подземелье госпожу Нефрит, тут же закрыл крышку люка и не убедился в том, что падение не убило ее. Ответьте мне. Монах, откуда вам это известно?

Великан не сразу ответил судье. Казалось, он погрузился в размышления. Когда он наконец заговорил, в его голосе звучала предельная усталость.

— Тала умерла, и я тоже умираю. Зачем мне рассказывать все это, судья? Тала была в храме той ночью. Мистическая связь приковывала ее к центру зала, к священному цветку Лотоса, вечному символу Источника Жизни, освященному многолетними жертвоприношениями. Она приходила туда в полнолуние, чтобы возжечь священное дерево. Тала увидела, как молодая женщина вошла в зал, и последовала за ней. Ли Го стоял у открытого подземелья, и Тала видела, как он столкнул девушку вниз и закрыл крышку. Тала рассказала мне об этом. Тала не спрашивала Ли, почему он сбросил ее в подземелье. Тала никогда не задавала вопросов.

— Вчера она задала вопрос, — сказал судья. — Когда мой помощник пришел к ней, она спросила своего Бога о девушке, узнав у моего помощника ее имя! Нефрит. В ответ она услышала, что Нефрит умерла десятого, сломав себе шею. Это правда — я сам сегодня осмотрел ее тело. Но Бог Талы сказал ей также, что она сама умрет сегодня. И это тоже оказалось правдой.

Монах медленно покачал большой головой.

— Тала была сильной, судья. Сильнее меня, сильнее Ли, сильнее Яна, но ее Бог — еще сильнее. Она была обручена с ним странными обрядами, которые переходят границы между жизнью и смертью. Вы спросили о моей подложной записке, судья. Я послал ее Ли, чтобы напугать его. Напугать и заставить отдать мне золото. Чтобы я смог забрать у него Талу. После своего Бога она .принадлежала мне.

На следующий день я послал Злобного Глаза, моего старого помощника, сидящего вон там в окне, в дом Ли, чтобы вызвать его сюда в подвал. Но Ли ничего не понял и не пришел.

— Вам не следовало мазать ларец грязью. Монах. Ян вышел к двери и купил ларец, но ни он, ни Ли не заглянули в него. Ли продал ларец с корзиной разного мусора торговцу редкостями. А я купил его. Сначала...

Великан остановил его, подняв руку.

— Достаточно об этом проклятом ларце, судья. Давайте поговорим о Ли. Тала бросила его, как бросают изжеванный кусочек сахарного тростника. И подобрала Яна. На днях она заходила ко мне. Сказала, что вы хотите арестовать ее, но это уже не имеет значения. Ян знает, где золото. Он убил Ли и его помощника Сэн Саня. Она убежит с Яном за границу. Ей пора бежать, так как люди ее квартала обернулись против нее. А ее Бог сказал ей, что она скоро умрет и навсегда соединится с ним. Но она не поверила ему. На этот раз. Она смеялась, когда рассказывала мне об этом. А теперь она мертва. Боги смеются последними, судья. Всегда. — Его отсутствующий взгляд уходил неизвестно куда. Вдруг он неожиданно взглянул на судью и спросил: — Что вы сделали с ее телом?

— Я приказал сжечь его, а пепел развеять по ветру. Таково было ее последнее желание.

Великан воздел руки к небу в безнадежной мольбе.

— Это значит, что я потерял ее. Навсегда. Ветер понесет ее пепел по равнине, и он превратится в белую ведьму, которая мчится светлая и обнаженная, на черном коне, позади красного Бога, ее владыки. Они будут нестись вдвоем на урагане и, когда он обрушится на пустыню, татары услышат ее вопль. Они пригнутся в своих шатрах и будут молиться. Вам следовало захоронить ее пепел.

— По правилам, — сухо сказал судья, — пепел, человека, не оставившего после себя родственников, должен быть развеян по ветру.

— Вы верите в то, что я вам рассказываю, судья?

— Я и верю и не верю. Вы задали мне бессмысленный вопрос, Монах. Скажите, откуда появилось золото в храме?

— Не знаю. Тала знала об этом, но мне не говорила. Кто-то спрятал его там в прошлом году. В мое время его там не было.

— Понятно. Ли Го встретился с Талой в храме? Довольно долго Монах хранил молчание. Его большая голова опустилась еще ниже, указательный палец бесцельно бродил по узорам, вырезанным на столе. Наконец он заговорил:

— Ли был ученым человеком и великим художником, но он хотел знать много, слишком много. Есть вещи, которые лучше не знать даже такому мудрому человеку, как вы, судья. Поэтому я расскажу вам следующее. Двадцать лет назад, когда мне было сорок, а Тале — двадцать, мы были Верховным жрецом и Верховной жрицей храма Багровых Туч. Когда пять лет спустя власти закрыли храм, мы сделали вид, что отказались от своего учения, но продолжали тайно исполнять его обряды в Жилище Отшельника. Мы были посвященными, которым известны все тайны. Мы знали многое о том, что люди, за неимением лучших слов, называют началом и концом искры жизни. Мы знали слишком много. Но мы не знали, судья, что человеку суждено всегда ходить по кругу. Как только вам кажется, что вы достигли конца пути и вот-вот достигнете предела тайны, вы внезапно оказываетесь на том же самом месте, откуда отправились в путь. Тала, Верховная жрица, которой были известны все тайны, влюбилась в Ли Го и ушла от меня, — Вдруг он засмеялся. Его смех гулким эхом прокатился по пустому подвалу. Старик в окне начал скакать, как птица в клетке. Монах взял себя в руки. Он мрачно сказал: — Вы не смеялись, судья. Вы правы. Настоящая шутка впереди. Разве подумали бы вы, что я. Верховный жрец эзотерической любви, не смогу просто пожать плечами и пройти мимо ее грехопадения? Нет. Когда она уходила от меня и переселялась из Жилища Отшельника в город, я умолял ее не покидать меня! Умолял! — Со сверхчеловеческим усилием он приподнял свое тело на мускулистых руках и закричал: — Смейтесь, судья! Смейтесь надо мной, говорю вам!

Судья Ди спокойно выдержал его загнанный взгляд.

— Я не знаю, как Тала относилась к вам. Монах. Но я знаю, что она все еще любила свою дочь. Прошлой ночью у стены, когда она заманивала моего помощника туда, где Ян должен был убить его, сбросив на него кусок кладки, она в самый последний момент увидела, что ваша дочь подходит к помощнику сзади, и испуганно вскинула руки. Лихорадочный жест испугал помощника. Он остановился, и это спасло ему жизнь.