Эдгар Алан По - В смерти – жизнь

С утра я получил в префектуре все материалы, какие им удалось собрать, а в редакциях газет – по экземпляру каждого номера, в котором печатались хоть мало-мальски существенные сведения об этом печальном деле. Если отбросить явно досужие домыслы, то из всей груды этих материалов можно было извлечь следующее:

Мари Роже ушла от матери, из дома на улице Паве Сен-Андре, около десяти часов утра в воскресенье 22 июня 18., года. Уходя, она сказала мосье Жаку Сент-Эсташу * * Пэйну (Примеч, авт. ) , что проведет день у тетки, проживающей на улице де Дром, больше об этом ее намерении не слышал никто Улица де Дром – это короткий, узкий, но очень людный проезд неподалеку от реки, и, если идти кратчайшим путем, примерно в двух милях от пансиона мадам Роже. Сент-Эсташ – поклонник, пользовавшийся особой благосклонностью Мари, с которой он был к тому времени помолвлен, снимал комнату и столовался здесь же, в пансионе. К вечеру он должен был зайти за своей нареченной и проводить ее домой. Однако под вечер зарядил проливной дождь, и, решив, что она заночует у тетки (как уже случалось не раз при подобных обстоятельствах), Сент-Эсташ счел, что их уговор теряет силу. Уже к ночи слышали, как мадам Роже (болезненная семидесятилетняя старуха) выразила опасение, что не видать ей больше Мари; но тогда этим словам не придали значения.

В понедельник стало известно, что девица и не показывалась на улице де Дром; она не вернулась домой и к вечеру, и только тогда были предприняты розыски по городу и в ближайших предместьях. Но лишь на четвертые сутки выяснилось, что с ней. В тот день (среда 25 июня) некто мосье Боне * * Кроммелин (Примеч, авт. ) , обследовавший со своим другом в поисках Мари береговой участок неподалеку от заставы дю Руль в районе выхода к реке улицы Паве Сен-Андре, услышал, что рыбаки доставили к берегу выловленное в реке мертвое тело. Увидав покойницу, Бове после некоторой заминки удостоверил, что это – труп продавщицы из парфюмерной. Его друг опознал ее еще более решительно.

Лицо было покрыто черной запекшейся кровью, кровь шла и горлом. Пены, обычной у утопленников, не было. Клетчатка сохранила пигментацию. Вокруг горла виднелись кровоподтеки и следы пальцев. Руки были сложены на груди и уже закоченели. Правая стиснута в кулак, левая – полуразжата. Левая в запястье – дважды окольцована ссадинами, явно от веревок или веревки, обкрученной в два витка. Правая рука в запястье и вся спина, особенно у лопаток, – сильно ободраны. Чтобы отбуксировать тело к берегу, рыбаки привязали его веревкой, но от нее ссадин не появилось. Шея сильно вздулась. Ножевых ран и синяков от ударов на трупе не обнаружили. Кусок узкой тесьмы оказался затянутым вокруг шеи с такой силой и так глубоко врезался в тело, что его не сразу заметили; он был завязан тугим узлом чуть пониже левого уха. Уже от одного этого смерть была неминуемой. В медицинском заключении утверждалось, что пострадавшая была целомудренна. Ее, отмечалось в нем далее, зверски изнасиловали. Состояние трупа позволяло близким легко опознать покойницу.

Все на ней было изорвано и растерзано. Из платья, от края подола до пояса, была выдрана полоса примерно в фут шириной, но не оторвана совсем. Трижды обкрутив вокруг талии, ее завязали на спине петлей. Сорочка под платьем была из дорогого муслина, и из нее выдрана полоса дюймов в восемнадцать шириной, вырвали ее ровно и очень аккуратно. Она осталась свободно накинутой на шею, концы связаны тугим узлом. Шляпка – подвязана двумя шнурками, стянутыми поверх обрывка тесьмы и куска муслина. Шнурки завязывала явно не женская рука – слипнотом или, иначе морским узлом.

После установления личности труп, против обыкновения, не отправили в морг (каковую формальность сочли не обязательной), а сразу предали земле неподалеку от места, где его доставили на берег. Стараниями Бове, дело удалось кое-как замять, и только через несколько дней тревожные слухи о нем возымели действие. Наконец, делом занялся один еженедельник * * «Нью-Йорк мэрьгори» (Примеч, авт. ) , тогда труп эксгумировали и заново исследовали; но ничего нового установить не удалось. Разве что только на этот раз одежда была предъявлена матери и близким покойницы, и те в один голос подтвердили, что именно эти вещи были на девушке, когда она уходила из дома.

А тем временем общее возбуждение росло не по дням, а по часам. Кого-то арестовывали и кого-то выпускали. Особенно серьезные подозрения возбудил Сент-Эсташ, который к тому же поначалу не сумел объяснить толком и по порядку, как он провел то воскресенье, когда Мари ушла из дома. Впоследствии, однако, он представил мосье Г, письменное показание под присягой с отчетом за каждый час того злосчастного дня, признанное совершенно удовлетворительным. Поскольку время шло, а дело не двигалось с места, поползли сотни самых разноречивых слухов, а журналисты принялись строить догадки. Из таковых наибольший интерес вызвала версия, будто Мари Роже и не думала умирать, а в Сене выловили труп какой-то другой несчастной. Лучше всего привести для читателя несколько выдержек, в которых это предположение высказывается. Нижеследующие отрывки – дословный перевод Из «L'Etotle» * * Нью-йорксыш «Браэер Джонатан», выходящий под редакцией Х Хастингса Уэлда, эсквайра (Примеч, авт. ) , газеты, которая и вообще ведется мастерски:

« Мадемуазель Роже оставила материнский кров воскресным утром 22 июня 18., года, с тем, якобы, чтобы навестить тетку или кого-то еще из родных или близких на улице де Дром. С тех пор ее никто не видел. Всякий ее след сразу же теряется, и о ней нет никаких вестей… Во всяком случае, пока еще никто не заявлял, что хотя бы видел ее в то воскресенье после ухода из дома… Далее: у нас нет данных, что Мари Роже оставалась в живых после девяти часов 22 июня, зато доподлинно известно, что до девяти она была жива. В четверг, в двенадцать часов дня, вылавливают тело какой-то женщины, всплывшее у берега возле заставы дю Руль. Значит, оно пробыло в воде, если даже допустить, что Мари Роже была брошена в реку всего через три часа после своего ухода, только три дня, считая с момента, когда она вышла на улицу, – трое суток с точностью до одного часа. Но ведь только по недомыслию можно предполагать, что ее успели убить, – если убита была действительно она, – в такое раннее время, что убийцы могли бросить тело в реку до полуночи. Виновные в таких чудовищных преступлениях скорее станут действовать в потемках, а не при свете дня… Таким образом, мы убеждаемся, что если мертвой в реке выловили Мари Роже, то она могла находиться в воде только двое с половиной суток, от силы – трое. Опыт свидетельствует, что утопленники или трупы, брошенные в воду сразу после убийства, всплывают только по прошествии самое малое от шести до десяти суток; ранее разложение не достигнет той стадии, когда тело поднимается на поверхность. Даже если над затонувшим телом, не пробывшим еще под водой по крайней мере пять-шесть суток, выстрелить из пушки и оно всплывет, то, если ему не мешать, тут же затонет снова. Так вот и спрашивается: что же это за неведомая сила вызвала в данном случае уклонение от правил, установленных самой природой?.. Если бы этот истерзанный труп пролежал на берегу до ночи со вторника на среду, то удалось бы напасть и на след убийц. Но сомнительно, что труп уже успел бы всплыть и в том случае, – если бы его бросили в реку через два дня после убийства. И уже совершенно ни с чем не сообразно, чтобы злодеи, способные на такое убийство, бросили тело в воду, не привязав груза, чтобы оно сразу пошло ко дну; ведь принять такую меру предосторожности ничего не стоило».