Эллис Питерс - Ярмарка Святого Петра

— Негодник, — тарахтела госпожа Корвизер, — ты опозорил всю нашу семью, а меня чуть в гроб не вогнал. Я и штопаю, и стряпаю, и стираю, а чем ты отплатил за мою заботу. Это же неслыханно, чтобы сын провоста угодил в темницу. Неужели тебе не стыдно?

Не переставая причитать, она смыла засохшую кровь и вздохнула с облегчением, увидев, что на голове сына остался один лишь едва заметный шрам, но когда на ее вопрос он весело ответил: «Ни капельки, мама!», пребольно дернула его за волосы.

— Бесстыдник ты после этого и бездельник. Ну теперь-то, надеюсь, ты возьмешься за работу, вместо того чтобы шататься по городу да сбивать с толку сыновей почтенных людей вздорными затеями.

— Матушка, я хотел того же, что и отец, а заодно и весь городской совет, так что прежде тебе следовало бы выбранить их. А уж каков я бездельник, лучше спросить у тех, кто носит сшитые мной башмаки, что-то я не слышал нареканий на свою работу.

Филип и вправду был усердным и умелым работником, и в других обстоятельствах госпожа Корвизер не преминула бы похвалиться его мастерством. Юноша порывисто обнял мать и чмокнул ее в щеку, но она оттолкнула его и проворчала:

— Нечего ко мне подлизываться. Подумай-ка о том, как очиститься от подозрений и искупить свою вину. А сейчас поешь — небось изголодался.

Обед был превосходным, прежде такие ему случалось едать только по большим праздникам. Филип основательно подкрепился, а потом, вместо того чтобы переодеться, тщательно побрился, увязал в узелок чистые штаны и рубаху и, взяв одежду под мышку, направился к выходу.

— Куда это ты собрался? — насторожилась мать.

— На речку. Искупаться и смыть с себя всю эту грязь.

Выше по течению, у самого берега реки, неподалеку от ратуши, Корвизеры, как и большинство горожан, имели небольшой садик, где выращивали фрукты и овощи. Там можно было поваляться на травке и обсохнуть на солнышке. Именно там Филип и научился плавать, едва начав ходить. Юноша не сказал матери, куда он задумал пойти потом. Он сожалел, что не может нарядиться по-праздничному, но надеялся, что в такую жару ему не потребуется натягивать тунику, а в тонкой полотняной рубахе, к тому же хорошо отглаженной, будет выглядеть не хуже других.

Вода на песчаной отмели рядом с садиком прогрелась, но после сытного обеда Филип не стал купаться слишком долго и заплывать далеко от берега. Однако до чего же приятно освежиться и вновь почувствовать себя самим собою! Казалось, воды Северна смыли даже воспоминание о заточении и позоре. Найдя у берега затон, где течения почти не было, юноша посмотрел в воду и остался доволен. Правда, густые рыжеватые волосы были взъерошены, но Филип старательно расчесал их пятерней и пригладил. Затем он оделся и зашагал к мосту, а оттуда направился в аббатство. Прошлый раз он пересекал мост, думая лишь о том, как помочь родному городу, но сейчас мысли Филипа были заняты другим. У него было свое важное дело на аббатском берегу реки.

— Тут явился молодой человек, — доложила Констанс с легкой, лукавой улыбкой, — и просит дозволения поговорить с мистрисс Вернольд. На вид приятный юноша, хотя совсем еще зеленый. И просит весьма учтиво.

Как только служанка упомянула о молодом человеке, Эмма быстро подняла глаза. Сейчас, по прошествии времени, она уже в какой-то мере смирилась со случившейся бедой, в которой, во всяком случае, ничуть не была повинна, а потому припомнила слова, сказанные Иво. Тогда, потрясенная случившимся, девушка была не в состоянии вникнуть в их смысл, но сейчас они, казалось, приобрели огромное значение.

— Это мессир Корбьер?

— Нет, на сей раз не он. Этого юношу я не знаю, но сам он назвался Филипом Корвизером.

— Я его знаю, — с улыбкой промолвила Элин, оторвавшись от шитья. — Это сын провоста, Эмма. Тот самый юноша, в чью пользу ты свидетельствовала перед шерифом. Хью говорил мне, что как раз сегодня его должны выпустить на волю. И уж если есть на свете человек, который за последние два дня точно не сделал ничего худого — ни тебе, ни кому другому, — так это он. Ты с ним поговоришь? По-моему, это было бы великодушно.

Эмма почти совсем забыла о юноше и не помнила даже его имени. Единственное, что осталось в ее памяти, это его отчаянная мольба: он так просил поверить в его невиновность. Правда, с той поры много воды утекло. Сейчас Эмма припомнила его — оборванный, грязный, бледный с перепоя юнец, старавшийся, однако, даже в таком положении держаться с достоинством.

— Да, конечно, я поговорю с ним.

Констанс провела Филипа в комнату.

Освеженный купанием, с мокрыми приглаженными густыми волосами, исполненный воодушевления, молодой человек мало походил на проштрафившегося юнца, которого Эмма видела в замке. Хотя, когда его выводили из зала и он бросил через плечо последний умоляющий взгляд… да, это был он.

Войдя, юноша почтительно поклонился Элин, а затем Эмме.

— Миледи, — обратился он к Элин, — я освобожден под поручительство отца и пришел сюда поблагодарить мистрисс Эмму за то, что она заступилась за меня, хотя я ничем не заслужил доброго отношения с ее стороны.

— Рада тебя видеть, Филип, — приветливо откликнулась Элин. — Надеюсь, что самое худшее уже позади. Наверное, вам с Эммой лучше поговорить наедине, а то мы здесь только и толкуем, что о младенцах. — Она поднялась, аккуратно сложила свое шитье и воткнула сверху иголку. — Мы с Констанс посидим на солнышке возле дверей. Там, кстати, и свету побольше, а для меня это не лишнее, я ведь не такая искусная вышивальщица, как Эмма. Ну а вы можете спокойно побеседовать.

Элин отворила дверь — солнечный лучик блеснул на ее золотистых косах — и вышла наружу. Констанс последовала за хозяйкой и прикрыла за собой дверь. Филип и Эмма остались вдвоем.

— Первое, что я решил сделать, выйдя на свободу, — промолвил Филип, серьезно глядя на девушку — это повидать вас и поблагодарить за то, что вы для меня сделали. Именно поэтому сейчас я здесь и говорю вам спасибо от всего сердца. В тот день среди свидетелей были наши соседи — люди, знавшие меня с рождения и вроде бы ничего против меня не имевшие, и все же некоторые из них говорили, будто я ударил мастера Томаса первым и вообще затеял драку, хотя ничего подобного я не делал. А вы говорили только чистую правду, несмотря на то, что именно вы больше всех из-за меня пострадали. Хотя, видит Бог, я и в мыслях не имел причинить вам зло. Только такая добрая и справедливая девушка, как вы, могла заступиться за незнакомца, любить которого у нее нет никаких причин.

Филип говорил, движимый порывом, и слово «любить» слетело у него с языка само собой. Но как только юноша понял, что произнес, он густо покраснел, а следом за ним залилась румянцем и Эмма.