Елена Хорватова - Тайна царского фаворита

Он называл Аню деточкой и все не мог поверить, что она не только успела выйти замуж, но и стала вдовой…

– Нервы, деточка моя, нервы, – повторял сельский эскулап, нащупывая биение Аниного пульса. – Я все понимаю, красавица, война, раннее вдовство, уныние, слезы ночами… Печально, что тут скажешь, весьма печально. Но надо сделать над собой усилие, надо жить… Фрукты, прогулки, сон по ночам – вот, что вам, дитя мое, требуется. Выписываю вам снотворное, легонькое, на основе брома, и капельки от нервов. Пейте, голубушка, трижды в день по семнадцать капель на рюмочку. И ради бога, больше никаких страданий в неверном лунном свете. Ни-ни-ни, это противопоказано. В мирное время направил бы я вас, деточка, куда-нибудь на курорт, на воды… В Кисловодск, а то и в Карлсбад или в Баден-Баден. Но теперь-то к немчуре не поедешь, да и на Кавказ послать вас не рискую, больно уж смутные времена… Повторюсь, свежий воздух, крепкий сон и, кроме того, мужское общество… Поверьте старику, это самое лучшее и проверенное средство. Принимайте у себя гостей, сами почаще бывайте на людях, позвольте себе немного радостей житейских, и все хвори как рукой снимет… Вот посмотрите на меня – мне ведь уже за шестьдесят, и при этом я полон энергии, а все потому, что радостей жизни не чуждаюсь. Да-с… А теперь, голубушка, позвольте вас оставить – пойду осмотрю нашего героя. Что-то штабс-капитан тоже прихворнул.

Пока доктор занимался пациентами, Елена Сергеевна отвела сыскного агента в заброшенное крыло усадьбы, где предъявила ему обнаруженные накануне свежие следы проникновения неизвестного в дом.

Господин Стукалин чрезвычайно заинтересовался и осмотрел не только бальную залу и портретную галерею, но и все прочие помещения. Потом сыщик и Елена Сергеевна с видом заговорщиков производили некие загадочные манипуляции, в частности мешали гипсовый раствор, чтобы изготовить слепки следов, оставшихся под окнами на месте драки Салтыкова с ночным визитером (как ни странно, отметины ног на сырой земле до сих пор сохраняли четкость), и посыпали каким-то порошком обнаруженные в бальной зале отпечатки чужих ладоней.

Доктор же, завершив свои медицинские дела, с благодарностью принял предложение няни перекусить и выпить рюмочку-другую – хорошие вина по нынешним временам стали редкостью.

Но и после трапезы он не поторопился уехать, дожидаясь госпожу Хорватову, которая была не в силах оторваться от захватывающих сыщицких дел.

Анне пришлось пойти в парк, где Елена Сергеевна и Стукалин ползали на коленях, рассматривая в лупу следы конских копыт, и поторопить подругу.

– Леля, прости ради бога, что отвлекаю тебя от столь увлекательного занятия, но доктор хочет с тобой о чем-то поговорить. Меня это пугает! Неужели он поставил господину Салтыкову тяжелый диагноз и собирается нас об этом известить? Вдруг у Валентина переломаны ребра? Или открылось внутреннее кровотечение? От удара лошадиным копытом могут случиться разные беды. Боюсь, мы втянули штабс-капитана в опасные игры…

Как оказалось, переломов у Салтыкова доктор не обнаружил, хотя наличия трещины в ребре исключить не мог, и назначил тугие повязки на грудную клетку.

– Ну вот, мы все вчера сделали правильно, – удовлетворенно кивнула Леля. – Я так и знала, что повязка не помешает. Теперь бедняге Валентину нужен особый уход и постоянная сестра милосердия. Поскольку в Гиреево завтра приезжает новая девушка вместо погибшей сестры Евгении, тебя, Анечка, я освобождаю от всех забот по гиреевской лечебнице и поручаю тебе здоровье штабс-капитана. Он заслужил, чтобы мы не бросили его на произвол судьбы.

Анна кивнула и почему-то залилась густой краской.

– Н-да-с, славно, славно, – улыбнулся доктор. – Теперь за жизнь штабс-капитана можно быть абсолютно спокойным. С такой очаровательной сестрой милосердия он быстро пойдет на поправку. Но я, любезнейшая Елена Сергеевна, желал бы поговорить с вами о другом пациенте. Меня весьма тревожит поручик Степанчиков, весьма…

На лице Лели отразилось сильное удивление.

– Степанчиков? А что с ним, доктор? Мне казалось, что поручик вполне окреп после ранения и только легкая хромота напоминает о его недуге. Неужели у него начались осложнения? Или рана открылась?

– Голубушка, никаких осложнений с раной у Степанчикова нет, я даже уверен, что и хромота станет со временем совсем незаметной. Органы движения обычно неплохо восстанавливаются после подобных повреждений. Дело в другом. Видите ли…

Доктор замолчал и осторожно покосился на Анну. Елена Сергеевна перехватила его взгляд.

– Секретов от Анны Афанасьевны в этом деле быть не может, – заметила она. – Не забудьте, что Анечка приняла на себя обязанности вашей помощницы по уходу за гиреевскими пациентами и вполне хорошо справлялась с этим делом.

Согласно кивнув, доктор продолжил:

– Так вот, о Степанчикове. М-да… Он так до конца и не оправился, но, как бы выразиться яснее… Недуг его не физический, а скорее душевный. Видите ли, война не прошла для него бесследно, и бедный юноша отчасти утратил ясность рассудка.

– Вы хотите сказать, немного тронулся? – удивленно переспросила Елена Сергеевна.

– Выражаясь вульгарным языком, да, – грустно ответил доктор. – Психиатрия – слишком тонкая сфера, тут нужен специалист, а я, как вы знаете, простой сельский врач общего профиля. Мне чаще доводилось лечить корь и скарлатину у здешних ребятишек… Ну, с огнестрельной раной я тоже худо-бедно справиться могу, кое-какой хирургический опыт имеется, а вот психические расстройства не в моей компетенции, сударыня. Тем не менее даже я сумел заметить у господина Степанчикова определенные странности, некоторую неадекватность, так сказать.

– Неадекватность? Несчастный Степанчиков! – воскликнула Елена Сергеевна. – Как горько, что война с ее жестокостью, кровью и грязью фатально сказывается на нервах фронтовиков. А мне-то казалось, что поручик вполне здраво рассуждает, просто характер его оставляет желать лучшего.

– Лица, страдающие шизофренией, частенько рассуждают вполне здраво и даже не без интеллектуального блеска, просто заслушаешься. И далеко не все можно списать на дурные черты характера. Повторяю, Степанчиков нуждается в консультации специалистов по психиатрии, на этом я буду настаивать, – продолжил доктор. – Поскольку вы, любезная Елена Сергеевна, в настоящее время замещаете Варвару Филипповну и приняли на себя весь груз административных вопросов, касающихся гиреевской лечебницы…

– Простите, доктор, я вовсе не собираюсь с вами спорить и отказывать поручику в необходимой помощи. Вопрос только в том, насколько эта помощь должна быть экстренной. Вы полагаете, что поручика следует отправить в Москву к светилам психиатрии сегодня же или дело может потерпеть хотя бы несколько дней? Вот-вот, буквально со дня на день должна вернуться Варвара Филипповна, я передам ей дела лечебницы и сама отвезу поручика в Москву, чтобы показать лучшим профессорам. Но если вы настаиваете на немедленном решении вопроса, следует подумать, кому мы сможем поручить столь деликатную миссию, а это не так уж и просто…