Далия Трускиновская - Чумная экспедиция

– Это правильно, - одобрил Архаров. - Помолись, чтобы врать тебе не дозволял.

И закрыл за собой дверь.

Маленький огонек освещал чулан слабо, но Архаров освоился - и ему этого хватало. Изменения на лице Устина, направление его взгляда, движения бровей он разглядеть мог. Привалясь спиной к двери, он устроился поудобнее.

– Стало быть, я хочу узнать от тебя вот что… Да не ежься ты, дурень. Когда ты со своим рублем притащился к косому Арсеньичу за провиантом, кото ты там видел? И чему стал свидетелем?

Устин молчал.

– Дуралей ты, - тихо сказал Архаров. - Хочешь быть убийцей митрополита - я тебе мешать не стану, нам же легче… Но ты своим молчанием хорошим людям вредишь. Статочно, ты видел злодеев, которые разгромили лавку и убили приказчика. Коли их не изловить - от них много беды будет.

Устин вздохнул.

– Знаешь ты, о ком я толкую, а выдавать не хочешь. Не по-божески это…

– А Богородицу обокрасть - по-божески?

– Нет, - отвечал Архаров.

– А крестных ходов Господа лишить? Восемь крестных ходов в год из Успенского собора, такое для души утешение! А он и этого лишил. К Илье Пророку, что на Воронцовом поле, ходя не было, и потом, в Новодевичью обитель, и в празднование происхождения честных древ, - ничего не было! И к Донской Богородице не ходили, а она ведь Москву спасла, вот откуда у ней обида, вот почему все за нас, грешных, не вступается. Тогда она и Митеньке в видении являлась! И на Сретенье хода не было… Да что уж говорить…

Устин, взволновавшись было, с некоторым трудом принудил себя к смирению.

– По мне, коли уж митрополит наказан поделом, и иные люди тоже должны наказание понести - те, что сундук с деньгами на всемирную свечу преступным образом унесли и спрятали, - отвечал Архаров. - Вот они уж точно Богородицу обокрали.

– Так разве ж?…

– Что?

– Разве ж владыка его отцу игумену не отдал?

– Какому отцу игумену?

– Донской обители.

– Нет, не отдал.

Архаров пристально посмотрел на Устина. Тот несколько смутился. В словах про отца игумена было некое увиливание от подлинной сути событий. Но зачем, для чего - Архаров пока не мог взять в толк.

– Ты все же расскажи, кого в лавке у косого Арсеньича повстречал. И не запирайся - я знаю, что ты на рубль, что я тебе оставил, купил продовольствия. Ночью ходил за провиантом. И сколько-то его приобрел. Да только домой к себе не понес. Куда ты его девал?

Устин низко-низко опустил голову - видать, по наитию оберегался от архаровского взгляда.

Архаров же соображал так - коли Мамонов не путает, а он не путает, кошель возле мертвого приказчика семеновцы подобрали в ночь, последовавшую за тем днем, когда были розданы три меченых рубля, розданы наобум лазаря, лишь потому, что подозрительность архаровская так присоветовала. И, раз они все в ту ночь сошлись у косого Арсеньича, то те, кто их туда притащил, должны были встретиться!

– Взял ты, стало быть провианту - а на рубль ты мог его взять немало. И куда-то ты его поволок, и спрятал, а потом… потом ты отправился в свой домишко… где у тебя жил приятель твой… Митька…

Архаров говорил наугад. И следил - не отзовется ли что на Устиновом лице.

– А Митьки-то и не было, один красный крест на воротах…

– Не мучайте меня, ваша милость, для чего вы меня мучаете? - спросил Устин. - Как если бы не знали, что с Митенькой…

Архарову сделалось неловко.

Хотя он уже умственно отказался от мысли, будто Устин и Митька выследили митрополита, натравили на него толпу (а как все получалось складно!), приложили руку к убийству и, выследив, унесли сундук, или же спрятали где-то в Донском монастыре, сейчас он окончательно понял - Устин меньше всего на свете способен думать о деньгах. Он, скорее всего, мечтал именно о всемирной свече перед образом, о том, как ее будут отливать, украшать узорами, расписывать, окладывать сусальным золотом, как ее крестным ходом понесут к Варварским воротам, как водрузят и зажгут - и как свершится чудо, грянет с небес гром, рухнет море ослепительно белого света, всех затопит, а звонкий и нежный голос Богородицы известит об окончании мора. Для него это было столь же естественным завершением беды, как для Архарова - смена караула в Зимнем.

– Для чего ты его привязал? - вдруг спросил Архаров.

– Убежать порывался… а он же - как дитя…

– И ты все это время держал его у себя связанным?

– Да… кормил…

– И что бы с ним стряслось, кабы убежал?

На этот вопрос Архаров не получил ответа.

– У зачумленных бы что-то взял, в зачумленный дом забрался?

– Да…

– Настолько с ума сбрел?

Архарову показалось странным, что блаженный, которого приходится привязывать, затеял сбор денег на свечу, да еще столь успешно, что пришлось вмешиваться митрополиту. Но он ощущал желание Устина упорствовать в своем и решил до поры не противоречить.

– Ну, царствие ему небесное, - сказал Архаров, и тут Устин поднял голову, их глаза встретились. Что-то было в архаровском простом пожелании такое - на что отозвалась Устинова душа.

– Да, - мечтательно сказал Устин, - воистину так. Пострадал при жизни, а там - царствие небесное.

– И ты бы того хотел?

– Да… чего же лучше?…

Архаров чуть было не брякнул Устину, что он проболтался, но вовремя опомнился. Устин не просто так желал пострадать - а за некий грех, связанный с убийством митрополита. И тут следовало разбираться бережно.

– Так ты бы рассказал мне, кого ты видел у косого Арсеньича, - попросил Архаров. - Как там все было, как торговля шла, когда те молодцы ввалились…

Устин задумался.

– Я там кругом виноват, - вдруг признался он. - Я за владыку хочу ответ держать, а не за то…

– И будешь держать ответ за владыку, - успокоил Архаров. - Я уж позабочусь. За что вздумал пострадать - за то и пострадаешь. Говори, Устин, видишь - мы тут вдвоем, никто в уголку не пишет…

– Я нашел рубль, сперва выбросить хотел. Думал - искушение сатанинское. Потом подумал - мне же Митеньку кормить, а пока сидели взаперти, все до крошки подъели. Дай, думаю, куплю у Арсеньича, он старик добрый, богомольный, он меня знает… дай, думаю, хоть пшена куплю. А пока шел к нему, надумал, что надо нам с Митенькой в другое место перебираться. Тут… тут не житье… Дай, думаю, куплю пшена, гречневых круп, да тут же и отнесу к матушке крестной. Я там, в обители, под ее крылышком возрос, все закоулочки знаю. Найду там, где приютиться, меня не погонят. И Митеньку туда приведу, матушки за ним приглядят, молиться за него будут, ему, знаете, больше всего праведная молитва была нужна, а моя-то не праведная…

– Да, - согласился Архаров. - Теперь вижу, что ты ему истинный товарищ.

– Какой товарищ, коли я его погубил?

Архаров испугался, что сейчас снова начнется покаяние.