Далия Трускиновская - Чумная экспедиция

– Архаров! - негромко позвал он.

– Для таких случаев нужно придумывать знаки оповещения, - объявил Шварц. - На сей раз, поскольку диспозицию мы составляли в условиях несуразной суеты, их придумано не оказалось. Впредь будем разумны.

– Далеко ли проводили мазуриков? - спросил Архаров.

Бредихин доложил - фура поволоклась в сторону Лубянки, по местам безлюдным - вдоль остатков старой городской стены, к которой лепились ныне брошенные хибары и халупы, годные лишь на снос. Там мародеры повернули налево - к кварталам, где стояло немало оставленных владельцами хороших домов. В них можно было чем-то поживиться.

– Умные, у себя под боком не шарят, - похвалил мазуриков Архаров.

– Как волки, что не режут скот возле логова, - подтвердил Бредихин.

– Коли бы попытаться сделать засаду в развалинах у стены, то напасть на фуру удалось бы беспрепятственно, однако, упустив хоть одного из шуров, мы бы в тех руинах вовеки его уже не изловили, - молвил Шварц. - О чем я имел честь предупреждать.

– Едем на Остоженку, - решил Архаров. - Все. И тебе, Карл Иванович, уголок сыщется. А спозаранку - к мортусам.

– Занятно… - произнес немец. А объяснять, что ему показалось тут занятным, не стал.

Фомка разбудил Архарова затемно - поспать удалось совсем немного. В иную пору денщик был бы несправедливо изруган - хотя и выполняет приказание, однако ж спать охота! Но сейчас Архаров, к собственному удивлению, проснулся легко, даже радостно, чего с ним давно не бывало. Позавтракал куском хлеба и кружкой кваса - совсем по-простому. И это тоже как-то празднично на душу легло. Выехав на набережную и ощутив свежесть, идущую от Москвы-реки, Архаров пустил коня шагом. Было в этом ясном октябрьском утре удивительное ощущение предчувствия, утро сулило, а что - не понять.

Архаров по части предчувствий был не мастер - все, что приходило ему в голову, он старался объяснить. И уж, во всяком случае, красоты природы оставляли его спокойным. Может, он наконец освоился с верховым способом передвижения; может, замысел ворваться в особняк графов Ховриных, перерядившись мортусом, его развлекал; может, скромный фрыштик не обременил собой брюхо и способствовал ощущению легкости; может… Иных причин своего блаженного настроения Архаров не находил. Ему было тепло под офицерской епанчой, тело не ощущалось вовсе, осени не было - он видел совсем еще зеленую траву на склоне; таким образом, оказвшись вне времени и даже несколько вне тела, он растворился весь в радостном предчувствии и вернулся на грешную землю нескоро - а когда добрался до Васильевского спуска. Можно бы проехать по Москве-реке и дальше - до Проломных ворот, но за ними он бы запутался в переулках, проще было предпочесть прямые и надежные линии.

Увидев Архарова, что прямо на коне едет через бастион к бараку, мортусы даже не слишком удивились.

Тот, кто подрядил их на уборку мертвых тел, не чаял, что чума затянется до осени. Казенной теплой одежды у них не было, а каждый, ночуя в неотапливаемом бараке, норовил закутаться на свой лад, в тряпье, где-то подобранное по случаю. Зрелище было - как если бы на бастионе поселились городские нищие.

Но теперь были видны лица.

Лица были не таковы, чтобы млеть от восторга. Они соответствовали ремеслу этой честной компании и выдавали приверженность многим порокам. Однако увидеть других он и не ждал.

– Хлеб да соль, - пожелал Архаров, видя, что мортусы расходятся от котла с дымящимися мисками в руках.

– Ем, да свой! - вразнобой откликнулись мортусы.

Навстречу вышел сержант в грязной епанче, зевая во весь беззубый рот.

– Чего вашей милости вдругорядь угодно? - не слишком учтиво осведомился он.

– Федора ищу. И того молодца, что растолковал про рябую оклюгу. Прими…

Архаров спешился, отдал поводья сержанту и преспокойно пошел к мортусам.

– Ты, что ль, Ваня? - спросил безносого верзилу.

– Запомнил, - хмуро сказал на это верзила. - С чем пожаловать изволил, талыгайко?

– Мне фура нужна и балахонов ваших штуки четыре. С крюками, как положено.

Гнусавый Ваня чуть не выронил миску.

– На что тебе? - почти по-человечески спросил он.

– Мародеров из ховринского дома выковыривать.

– Крюками?!

– Именно так, - подтвердил Архаров. - Молодцы, ступайте сюда, растолкую.

Первым быстро подошел высокий красивый парень, лет двадцати двух, черноглазый, чернобровый и кудрявый, любой купец хотел бы заполучить такого орла в приказчики - не было бы отбою от покупательниц. По его лицу Архаров прочитал, как если бы написано большими печатными буквами: норов пылкий, упрямый, чувства вскипают бурно, разражаясь мордобоем или слезами, и при этом парню вечно подавай нечто невозможное, для чего пришлось бы идти на край света. Иной рекомендации не понадобилось - перед ним был Федька.

Далее - за Федькиной спиной встал сорокалетний крупный мужчина, не толстый, но тяжеловесный, пожалуй, поплотнее телом самого Архарова, да и ростом повыше, русоволосый и голубоглазый, с короткой бородой, прямым носом, огромными ручищами. Был он несколько скуласт и раскос - знающий человек сказал бы по разрезу глаз, что в роду у него - какие-то сибирские инородцы.

И подошел вразвалочку молодец щуплого сложения, остроносый, белобрысый, кудлатый, как нечесаный пес, с плохо растущей рыжеватой бороденкой, но живая его мордочка, малость напоминавшая Левушкину, выражала ум и сообразительность, особенно они светились в прищуре темных глаз.

Затем подошел мужик лет пятидесяти, клейменый - три буквы в вершок высотой, на щеках и на лбу, составляли слово «ВОР». Подошел рыжий курчавый невысокий парнишка,. И еще мортусы подтянулись.

Компания была опасная, что и говорить, много чего повидавшая компания. Если Федька стал преступником по дурацкой случайности, то Ваня - вряд ли! И прочие тоже не выглядели законопослушными гражданами. Хотя как посмотреть - законопослушные граждане сидели по домам, оберегаясь от чумы, или вовсе сбежали, а этот сброд добровольно очищал Москву от заразы. Хотя добровольность была не совсем правильная: не хочешь вывозить зачумленные трупы - сиди под замком. Но ведь на что-то же они рассчитывали, берясь за свой новый промысел!

И не природная же склонность к воровству и грабежу велела им, когда фабричные громили бараки, идти в драку, защищая врачей-немцев…

– Так вот, - сказал Архаров. - Поблизости завелись ловкие ребята. Вечером надевают такие, как у вас, робы, садятся на такую, как у вас, фуру и едут грабить пустые дома.

Кто-то присвистнул.

– Фуришь, талыгай!

– Чистая правда, как Бог свят. Коли тут есть крестники Карла Ивановича Шварца…

Архаров замолчал.

Молчали и мортусы.

– Ты сказывай, талыгайко, - вдруг ободрил Ваня. - Шварца знаем. В лицо.