Далия Трускиновская - Блудное художество

Втроем поехали на торжественное богослужение в Успенский собор, оттуда пешком перешли в Кремлевские палаты на прием. Там Архаров наконец встретился с Суворовым. Встали рядышком и тихо переговаривались, пока государыня в малой короне и императорской мантии, как-то внезапно постройневшая и помолодевшая, раздавала титулы и награды, сопровождая их приятными словами. При ней были наследник-цесаревич Павел с супругой (и Андрей Разумовской поблизости), братья Чернышовы - Захар Григорьевич, президент Военной коллегии, и Иван Григорьевич, президент Адмиралтейс-коллегии, оба Панины Никита Иванович, с недавнего времени министр иностранных дел, и Петр Иванович - на этого Архаров глядел весьма критически, прекрасно помня, с какой неохотой сей вельможа покидал Москву, чтобы ехать сражаться с Пугачевым.

Фаворит стоял поблизости - нарядный, в мундире генерал-аншефа, весь в бриллиантах, с красной лентой ордена Александра Невского через левое плечо.

– Вот уж некстати орденский девиз, - шепнул Суворов. - Знаешь, сударь? «За труды и Отечество». Хороши труды…

Орден был дан фавориту более года назад - как видно, в чаянии трудов грядущих.

А сейчас награждали тех, кто год назад одолел Турцию. Раздавали не только ордена, но и прозвания. Алексей Григорьевич Орлов за победу над турками в Чесменской бухте получил орден святого Георгия первой степени и стал именоваться Орловым-Чесменским, оно и разумно - чтобы уж никогда не спутали с братом. Князь Василий Михайлович Долгоруков, занявший Крым, кроме золотого «георгия», получил прозвание Крымского. Граф Петр Александрович Румянцев - крест и звезду Святого Андрея, а также прозвание Задунайского… Архаров только усмехался - дешево, да сердито!

Фаворит никакого титула не получил, но племянницу свою продвинул - Сашенька Энгельгардт в этот день была пожалована во фрейлины, и государыня обещала подарить ей свой портрет, когда она выйдет замуж.

Далее были осчастливлены люди не столь чиновные, кем-то из вельмож протежируемые. Румянцев-Задунайский позаботился о Петре Завадовском - и вот Завадовский с сего дня статс-секретарь. Завидовать ему Архаров, впрочем, не собирался - полжизни надобно потратить, чтобы набить голову всем тем, что с юности знал этот господин. Окончив иезуитское училище в Орше, он блестяще знал латынь и польский, освоил там историю, географию, физику и математику, а завершил образование в Киевской духовной семинарии, где блистал в диспутах на латинском языке.

И этот книжник мало того, что отличился на войне, куда его взял покровитель Румянцев, мало того, что сделался полковником, так еще и прославился тем, что подготовил текст Кючук-Кайнарджийского мира.

Суворов сильно беспокоился - как-то так вышло, что он до сих пор не был представлен государыне, сейчас ему это предстояло, а хотелось не ударить в грязь лицом. Еще он жалел, что не мог взять с собой Варюту - полюбоваться его торжеством. Варюта уже не покидала постели - со дня на день ждали появления настедника.

Немалая зависть была написана на лицах, когда Александр Васильевич, обласканный государыней, получил шпагу, эфес которой был усыпан бриллиантами. Один Архаров невольно усмехнулся - зная, сколько прост быт Суворова, трудно было подобрать менее удачную награду.

Ожидая услышать свое имя, он поглядывал туда, где выстроились посланники - английский, французский, австрийский… Хотелось видеть рожу француза Дюрана де Дистрофа, которому уже наверняка донесли о ночной неудаче.

То же намерение было и у графа Орлова-Чесменского. Но посол прятал глаза - не больно-то приятно было ему видеть торжество Алехана. Да и живой Архаров взора не радовал.

К концу приема Архаров, как и обещал Лопухину, представил его государыне. Но представил, уже пребывая в новом чине, - из полковника стал бригадиром. И, казалось бы, на минуту отвлекся - а Лопухин уже исхитрился попасть в кружок молодежи при наследнике-цесаревиче. И этому тоже стоило бы поучиться. Коли Бог не дал такой памяти и такой красы, как Завадовскому, такой мужественной стати, как фавориту, следовало хоть ловкость отточить…

После приема гости направились обедать в Грановитую палату, Архаров же переобулся в экипаже и поскакал на Ходынский луг - убедиться, что все готово к празднику, и узнать - не изловили ли кого драгуны.

Добирался он туда более часа - Тверская была забита людьми и экипажами, все стремились заблаговременно оказаться на месте, где, коли верить расклеенным по улицам афишам, ожидались всякие бесплатные чудеса.

Рабочие незадолго до рассвета были согнаны вместе, клялись и божились, что каждый исполнял свою обязанность, все были на виду, никто не пропадал и не прибегал со стороны «Чесмы». Никто из фокусников, зверовщиков и прочих штукарей не пытался сбежать. За это головой ручались их старшие, даже бухарцы, кое-как сообщили, что в их ватаге - лишь свои, и все на месте. Более того, с утра пришли новые - привели лошадей лихие наездники, калмыки и киргизы, нарочно для того выписанные, они на всем скаку денежку с земли поднимали и прошибали стрелами подброшенные вверх яйца. Также приехали артисты, которым предстояло исполнить в новом театре «Кинбурн» русскую оперу «Иван Царевич» для образованной публики - сказывали, слова написала сама государыня. Но особо возмутила Архарова восточная ярмарка. Он знал, что приглашены торговцы со всякой дребеденью, но не представлял себе, сколько места займут эти люди в чалмах и полосатых халатах.

Найти в этом столпотворении двух человек, одного из которых видел только Алехан, а другого вообще никто не видел, казалось невозможным. Алехан же был при государыне, которая явно давала понять придворным и посланникам свое к нему расположение. Один лишь Архаров, может, и знал, как болезненно принимал Алехан все добрые слова, все внимание двора - как ежели бы с ним, с умирающим, прощались навеки. Он сделал все, что мог, и именно поэтому должен был уйти теперь добровольно.

– Как только начнут пускать публику, наш убийца тут же найдет способ улизнуть, - сказал Архаров сопровождавшему его Шварцу. Только его при себе и оставил - прочие архаровцы были или здесь, готовые хватать шуров, или в полицейской конторе - чтобы город уж вовсе без присмотра не оставался.

– Он весьма сообразителен, - отвечал Шварц.

Пока обер-полицмейстер объехал Ходынский луг, дозорные дали знать - приближается ее величество.

Государыня прибыла в раззолоченной карете, ее и свиту приветствовали армейские полки, выстроенные у «Керчи», и народ. Затем она прошла в галерею, откуда могла видеть празднество чуть ли не на две версты вдаль. По сигналу с притотовленных для народа яств были сдернуты шелковые покрывала - и на двух огромных пирамидах явилось жаркое: целиком зажаренные быки и бараны в золотистой фольге, украшенные лентами и цветочными гирляндами, несметное множество жареных кур, брызнули фонтаны недорогого вина, повара с поварятами стали раздавать угощение, полицейские драгуны следили, чтобы не было опасной суеты и толчеи. Одновременно начали пускать к увеселениям - качелям, каруселям, кукольным представлениям, на вышках появились канатные плясуны-бухарцы с шестами и большими медными подносами для удержания равновесия. В каждом конце Ходынского луга было что-то свое - где пели и плясали цыгане, где состязались наездники, где раскинулась восточная ярмарка - туда-то и пошла наконец государыня покупать и дарить придворным всякие мелочи, пузырьки с розовым маслом, расшитые туфельки, шали и кувшинчики.