Далия Трускиновская - Блудное художество

– Тут, тут, молодец, - отвечала бойкая бабка. - Вот она самая…

– А коли ты, баба, Фекла Корешкова, то изволь явиться в полицейскую контору. Добрые люди туда твоих детишек принесли. Когда тебя карета сбила, они детишек подобрали, сколько-то у себя подержали, видят - никто за ними не приходит, и к нам их принесли.

Соседка, сопровождавшая Яшку, ахнула - но возражать не стала. Возразишь этак-то архаровцу - да и сама потом будешь не рада.

– Господи! - воскликнула Феклушка. - Да я ж чуть умом не тронулась! Нашлись мои голубочки!

Редко Скес говорил людям такое, чтобы тех людей от радости слеза прошибала. Может, даже впервые в жизни такое сказал - и потому очень смутился. Увидев в Феклушкиных глазах горячую и неподдельную благодарность.

– Куда ж она пойдет? - спросила бойкая бабка. - И в нужник-то сама не доплетется.

– Господин кавалер, слово и дело! - воскликнула Феклушка.

И сразу обе бабки, крестясь, вымелись из горницы. Они помнили, как по крику «слово и дело государево!» вязали и обрекали на пытки ни в чем не повинных людей.

Яшка проводил их равнодушным взглядом. Дуры - они дуры и есть.

– Слово и дело! - повторила Феклушка, засмеялась и заохала. Смех был ей теперь противопоказан.

– Лихо ты их спровадила.

– Яшенька, сокол, беги к господину Архарову! Я все про старую стерву Марфу вызнала! Все расскажу! Она такое затеяла - вся Москва стоном стонет! Я все, все запомнила, и прозвания, и что украдено!

– Мне расскажи.

– Ан нет! Я тебе расскажу, а ты начальству преподнесешь, будто сам раскопал! Нет, соколик! Беги скорее - да и Ванюшу с Настенькой чтобы ко мне привели… Я про них и спросить боялась, уходила - думала, на часок, а вон как все вышло… Бабы додумались, что я их с собой взяла, а -то и молчу, а сказать-то - заклюют! Беги, Христа ради, к господину Архарову!

– Да ты что, в архаровки нанялась? - наконец удивился Скес.

– Так. сказывали, у вас, коли кто сведения приносит, хорошо платят. А мне деньги-то нужны…

– Точно нужны, белила с румянами покупать, - сказал раздосадованный Яшка.

Беседа с супругом не прошла для Феклушки даром - под левым ее глазом был свежий синяк. Да и косы, поди, пострадали.

Попререкавшись с любовницей, Яшка плюнул и поспешил в полицейскую контору.

Выслушав Скеса, Архаров постоял несколько, соображая.

– Говоришь, лежит в постели, шевельнуться не может?

– Она, поди, ребра поломала, ваша милость.

– Прелестно. Поди, вели Сеньке экипаж подавать.

Обер-полицмейстер, у которого с утра день не заладился, решил оставить кабинет и ехать в Зарядье. Скеса он взял с собой - показать дорогу и способствовать живости беседы. Ибо за себя не ручался - ему вообще лишний раз рот отворять не хотелось. Еще взял с собой нового подканцеляриста по фамилии Шустерман, совсем еще молоденького и не успевшего познать, что такое школа старика Дементьева. Этот служащий был взят по протекции Шварца.

Феклушка совершенно не удивилась этому визиту. Более того - была откровенно горда, что столь важная персона к ней пожаловала. И уже предвкушала исправление своей репутации среди соседок - и хозяйка-де она прескверная, и детишки у нее вечно сопливые, и пауки по углам уже не то что холсты - сукно соткали, ан вишь - сама обер-полицмейстерская особа, всей Москвы гроза, ее навещает!

– Лежи, лежи, Феклуша, - сказал, войдя, Архаров. - Яша, раздобудь хоть табурет, что ли. Шустерман, сядь к столу, записывай.

– Ваша милость, я все разведала! Марфа-то столько беды на Москве понаделала - спасу от нее нет! - воскликнула Феклушка.

– Ты по порядку сказывай, - попросил Архаров, не очень надеясь, что баба способна что-то изложить по порядку.

– Ваша милость, она на старости лет в кофейницы подалась! Новое имя себе взяла, переодевается у беспутной Дуньки Мокеевой, и входит она к Дуньке Марфой, а выходит в боярском платье, с кружевом на волосах, и звать ее уже Софьей Сергеевной!

– Прелестно. И что ж?

– Она разъезжает из дома в дом, гадает на кофейной гуще, по-господски, и гадает на пропажи. В котором доме что пропадет - она глядит на спитый кофей и виновника там видит! А видит она там людей невиновных! И их из-за нее наказывают, а пропажу так и не находят! У Мироновых господ, что в Богоявленском живут, она сперва на жениха гадала, у них дочки на выданье. Потом там возьми да и пропади деньги с важными бумагами, кто-то их из барского изголовья вынул. А она поглядела на кофейную гущу и говорит - лакей-де взял да и пропил. Ваша милость, я нарочно спросила - пропажа после того открылась, как она туда ездить стала! А у лакея тех бумаг не нашли, только почем зря спину ему ободрали.

– Ишь ты… - изумился Скес. Он и не предполагал в своей подруге таких сыскных талантов.

– И от Мироновых она, взяв извозчика, поехала к господам Никитиным, на Тверскую, и я за ней побежала. И там тоже в доме пропажа была - дорогие браслеты, броши и серьги с алмазами. И она нагадала, что это-де племянница, что в доме из милости живет. К девке приступаться стали - а она не сознается.

– Никитины? - переспросил Архаров. Кажется, именно эту фамилию поминал князь Волконский, просивший обер-полицмейстера приватно побеседовать с племянницей и убедить ее вернуть драгоценности.

– Никитины, ваша милость. Я дом запомнила, покажу, коли угодно. И вот она, Марфа, ездит этак по домам, и там дорогие вещи пропадают, а она не вора находит, а в кого попало пальцем тычет - кофей-де ей так сказал! И потому воров-то настоящих не ищут, а над невинными людьми измываются! - с пафосом провозгласила Феклушка. - И от Никитиных, ваша милость, она поехала дальше…

– Погоди, не трещи. Шустерман, записывай все досконально. Скес, сам расспроси… - и он, встав с табурета, пошел прочь.

– А награждение?!

Этот вопль Феклушкиной души заставил его обернуться.

– Шустерман, у тебя полтина сыщется? Дай ей. Я в конторе тебе верну.

– Полтины мало, - возразила Феклушка.

Архаров вздохнул. Марфины подвиги были ему понятны - очевидно, она и раньше трудилась наводчицей. Новомодное гадание предоставляло ей множество замечательных возможностей устраивать кражи и направлять доморощенных мастеров розыска по ложному следу. Но сейчас думать о Марфе решительно не хотелось. На душе было прескверно - эта женщина видела его совершенно невменяемым, но это бы еще полбеды; она угадала причину архаровского сумасбродства и раздобыла лекарство, и именно этого он ей не мог простить - не любил, чтобы кто-то видел его уязвимые места.

– Ну, дай ей рубль, - приказал обер-полицмейстер. Сейчас он хотел убраться отсюда и засесть в экипаже. Душа настоятельно заявила, что всякое общество ей противно. А записать Феклушкины сведения подканцелярист сможет и самостоятельно.

– Так от господ Никитиных она, Марфа, отправилась к господам Матюшкиным, а это бояре знатные, сам-то господин - граф…