Далия Трускиновская - Блудное художество

– Так мы и пошли, - отвечал Епишка. - И в дом вошли, и там легли, а потом пришел дядька, стал с мамкой говорить. Да я не слышал почти, я спал.

– А как проснулся?

– Проснулся… Мамка разбудила, хлеба нам с Аксюткой дала, потом мы пошли и на двор пришли, там нам в сарае жить велели.

Спрашивать об улицах и переулках было безнадежно - иной москвич и сам их поименно не знал, а называл по фамилии знатного либо всем известного человека, в том переулке обосновавшегося.

Стало быть, человек, пришедший в заброшенный домишко у китайгородской стены, сразу Федосью убивать не стал. И это Архарова не обрадовало - получалось, что Демка, коли это был он, мог на следующий день все обсудить и с Тимофеем, и с прочими бывшими мортусами. Что наводило на мысль о заговоре в стенах Рязанского подворья…

– И что мамка говорила?

– Что добрые люди нашлись, батю нашего знают, обещались к нему свести.

– А что за добрые люди? Сам ты их видел?

– Видел одного - в таком кафтане, - Епишка показал на отца. Тимофей как раз был в полицейском мундире.

– И ростом был с батьку?

– Нет, пониже.

– Говори, «ваша милость», дурень! - наконец-то вразумил свое чадо Тимофей.

Архаров попытался узнать, на кого были похожи те добрые люди, но Епишка только смутился и растерялся.

Рассказал он, если вдуматься, немного: что Федосья наутро после той ночи, когда ее, как полагал Архаров, отыскал Демка, была жива, и что к тетке Марье сама же она детей и отвела, а кто с теткой Марьей сговаривался - того Епишка не знал. И когда мать вечером уходила - тоже ничего не объяснила, зовут-де знающие люди - вот и пошла.

Получалось, что Демка неведомо когда сговорился с мнимыми полицейскими и, возможно, образовалась шайка, в которую входили Демка, Скитайла со товарищи, Семен Елизаров и человек по прозванию Фальк. Демка снабжал шайку новостями об охоте на сервиз мадам Дюбарри. А кто-то из шайки взял на себя тяжкий грех - избавил от законной супруги полицейского Арсеньева… или же сам Демка?…

Но кто же тогда разделил сервиз на части? И кто, а главное - по какой причине убил Скитайлу? И что означает стилет?

– А ты бы того доброго человека признал, что мамку увел? - спросил Архаров.

– Признал бы, - уверенно сказал Епишка. - Он на нашего пономаря дядьку Кондрата сильно похож.

Вошел Шварц.

– Простите, ваша милость, что замедлил. Там от доктора Воробьева человек был.

– Что Абросимов?

– Скончался. Царствие ему небесное.

Шварц был неподдельно огорчен, хотя старался выглядеть невозмутимым, ибо чувства не должны мешать службе. Они с Абросимовым лет двадцать были знакомы, охотно сиживали во дворе на лавочке, вспоминая былое, и вот старого полицейского не стало. В Шварцевы годы терять приятелей - не просто печально, есть в этом некая обреченность - ведь новых уже не заведешь.

Архаров хотел было похлопать немца по плечу, да удержался.

– Царствие небесное, земля ему пухом.

– Царствие небесное, - сказал и Тимофей. - Бог даст, мы за него посчитаемся, ваша милость.

– Бог даст, - согласился Архаров. - Пряника у тебя, Карл Иванович, не найдется?

Шварц молча добыл из кармана пряник в виде лошадки и протянул Архарову. Архаров отдал лакомство Епишке. Тот посмотрел на отца.

– Ешь, - смущенно сказал Тимофей. - Он на меду замешан. Да с Аксюткой поделись.

– Смею предположить, что дитя впервые в жизни видит сей предмет, - заметил Шварц. - Кроме того, смею предположить, что дитя нуждается в чистой одежде и густом гребне, чтобы вычесать из волос все лишнее.

– Займись этим, Арсеньев, - приказал Архаров. - Что там еще? Скес, тебе чего надобно?

Он собирался было спросить наконец, какого черта Скес выслеживал Марфу, но не успел.

– Ваша милость! - боясь, что опять прикажут замолчать, воскликнул Яшка. - Каин вернулся!

Соседки считали Феклушку никчемной бабенкой. Не было в ней основательности, как полагается матери семейства, а были одни глупости в голове - соседки подозревали Феклушку в многочисленных изменах мужу, и из всех приписываемых ей любовников половина уж точно пользовалась ее благосклонностью. И это бы еще полбеды - кто без греха и какая кума под кумом не была? Феклушка считалась плохой хозяйкой, из тех, о ком говорят: «Видать, наша Авдотья пироги пекла - все ворота в тесте». Любопытно, что к Марфе, которая как раз была безупречной хозяйкой, зарядские кумушки относились куда строже - заглазно, конечно, потому что Марфы они побаивались.

Особенно доставалось Феклушке за то, что она могла оставить дома детей одних и ухлестать куда-нибудь на торг, да и пропасть там часа на два. Но это в ее положении было неизбежной бедой - не имея дома старой бабки, чтобы присмотрела за годовалым Ванюшей и четырехлетней Настенькой, Феклушка не знала и мелочного бабкиного надзора. К тому же, Настя росла умницей и вполне могла сама управиться с братом - дать ему кусок хлеба или помочь сходить по нужде.

Но в этот день Феклушка, вернувшись домой, прониклась собственной значимостью - сам обер-полицмейстер послал за ней двух архаровцев, и всякое ее слово было ими выслушано с огромным вниманием. Притом же оба были ей приятны: плечистый Федька мог бы почесться красавцем, хотя несколько на цыганский лад, а светловолосый Устин понравился улыбкой и обхождением.

Расставшись с архаровцами, Феклушка проделала все то, о чем ее просили - прогулявшись по двору, показала, как, по ее мнению, мог уйти спозаранку Яшка-Скес. А потом… потом на нее тоска напала. Вот ведь живут полицейские - не привязаны к фабрике и своему рабочему столу, как Феклушкин законный муж, не привязаны и к лавке, как знакомые сидельцы, к печи и квашне тоже не привязаны. А ходят по всему городу, с людьми встречаются, новости первыми узнают, каждый день - что-то иное. И все, как на подбор, молодцы! (Феклушка, не будучи красавицей, была весьма снисходительна к мужскому полу: всяк чуть покрасивше эфиопа уже был для нее молодец хоть куда).

Достав подаренный Шварцем пряник (Шварц долгонько таскал его в кармане, лакомством уже можно было, поди, и гвозди заколачивать), Феклушка отгрызла край и вздохнула. Не так часто получала она подарки от молодцов - а немец, по ее разумению, еще был весьма пригоден для амурного дела, только притворялся деревянным. Да и все Рязанское подворье ей понравилось - вот где кавалеров-то!

Совесть Феклушкина была чиста - главный ее грех, измены законному супругу, не входил в список проступков, за которые карали светские власти. Так что полиции она не боялась нисколько. И ей даже захотелось сотворить нечто, достойное похвалы Архарова, Шварца, Кондратия Барыгина и даже Вакулы, который, как она заметила, тоже выразительно на нее поглядывал.

Как-то так вышло, что она, малость повозившись по хозяйству и поставив тесто, прошла тем же путем, что Яшка, и вышла к той же самой летней кухне - разве что не забрела в крапиву.