Татьяна Луганцева - Силиконовое сердце

– Интересное дело, вы настолько уверены в безупречности Евы?

– Я знаю ее больше десяти лет!

– Ну, неудачно напугал ее, – отвел глаза Дмитрий.

– Глупо, очень глупо… Ну что ж, друзья, проходите. Ева, проводи его на стол для вскрытий, я сам помогу ему взобраться на него. Не иначе как вы решили, образно говоря, приударить за Евой Дмитриевной?

– Я бы задумался, стоит ли это делать, если бы заранее знал, что всех своих кавалеров Ева Дмитриевна привозит в морг.

– Придется обрезать ваши шикарные джинсы, иначе, если вы будете их снимать, потеряете много крови, – предупредил Евгений Ильич.

– Поступайте, как считаете нужным, – лег на холодный металл Дима и сложил руки на груди.

На этот раз второй стол в анатомичке был пуст, а на третьем располагался покойник под белой простыней.

– Знаешь, Ева, я даже приобрел ампулы с анестетиком, – похвалился доктор, обрезая ножницами джинсовую ткань штанины выше раны.

– Мы хорошо наложили повязку? – поинтересовалась она.

– Молодцы… Но шить придется! Крупные сосуды, по всей видимости, не задеты, а вот ткань большой берцовой мышцы порвана.

– Прости, Дима, – вздохнула Ева.

– Ничего страшного, – облизнул пересохшие губы Дмитрий.

– Кем вы приходитесь друг другу? – спросил патологоанатом.

– Мне бы это тоже хотелось знать, – призналась Ева. – Еще недавно я считала его братом.

– Я – Дмитрий Парамонов, двадцати восьми лет, и это правда, оказался в детском доме тогда еще города Ленинграда в малом возрасте. Естественно, каким образом я там появился, никто знать не мог, так как меня просто подкинули. В возрасте восьми лет меня усыновили. С приемными родителями мне повезло, люди были интеллигентные, уже в возрасте. Своих детей бог им не дал, поэтому к усыновлению ребенка они подошли очень ответственно. Вся нерастраченная любовь и нежность достались мне. Мой усыновитель, которого я всегда называл и буду называть отцом, Леонид Иванович Старостин, является известной фигурой. Он – крупный путешественник, археолог, искатель приключений, кладоискатель… можно назвать его как угодно. Фактически всю жизнь отец провел в экспедициях, в одиночку или с группой таких же одержимых людей, как он сам. Я общался с ним не так часто, как хотелось бы, но зато эти встречи были очень познавательны для меня, – рассказывал Дима, скорее всего, для Евы, пока Евгений Ильич обкалывал ему рану обезболивающим лекарством.

– А моя приемная мама, Надежда Петровна, оставалась человеком сугубо домашним, и мы с ней проводили очень много времени вместе, коротали, так сказать, вечера. Она была учительницей музыки. То, что я рассказывал о своих занятиях музыкой и спортом, является чистой правдой, – Дима повернул голову в сторону Евы.

Евгений Ильич начал шить рану, будучи собранным и сдержанным и, как показалось Еве, фактически трезвым.

– Молчи, я все равно теперь сомневаюсь в каждом твоем слове. И еще не решила, верить тебе или нет… слишком уж правдоподобным был твой удушающий прием.

Доктор закончил возиться с ногой Дмитрия и довольно потирал руки.

– Вот и все… Но вы, Ева Дмитриевна, уж в следующий раз будьте поаккуратнее, надоели мне ваши раненые кавалеры. Если хотите знать мое мнение, то вам следует остановиться на этом: он посимпатичнее будет, и ранение у него более легкое.

– Спасибо за рекомендации! – рассмеялся Дима.

– Я сама разберусь как-нибудь. А тот лысый Юрий передавал вам привет и еще раз благодарил. Правда, сейчас он сидит в тюрьме…

– Все-таки криминальные разборки… – вздохнул Евгений Ильич.

Ответить ему никто не успел, так как все услышали какую-то возню у входной двери и лязгающий звук.

– Что это? – удивился Евгений Ильич и посмотрел на свои окровавленные руки.

– Я открою! – опередила его просьбу Ева и побежала к входной двери.

Патологоанатом снял резиновые перчатки и принялся мыть руки. Дима попытался слезть со стола, но понял, что ходить будет первое время, сильно хромая. Ева вернулась на цыпочках, бесшумно, словно тень, прижимая палец к побледневшим губам.

– Тише… там бандиты…

– Где? – не понял Евгений.

– Лезут в «анатомичку», – пояснила она шепотом, округляя глаза для значимости.

– Да это опять какие-нибудь любители острых ощущений! – махнул рукой доктор. – Сейчас я их распугаю!

– Не надо, не ходите туда, – вцепилась ему в рукав Ева, – я отчетливо слышала, о чем они говорили.

– Ева, успокойся, объясни все толком, – скомандовал Дима.

– Я подошла к двери и услышала, как один мужчина объяснял другому, что отмычкой дверь не открыть, так как она заперта на засов. Второй ответил, что тогда надо снимать дверь с петель. Первый мужчина предложил ему спалить наше помещение прямо так, вместе со спящим там мужиком, который, как ему сообщили, скорее всего, пьян.

– Какой захватывающий диалог, – протянул Дима.

– Они не шутили! Второй мужской голос ответил, что лучше сначала убить спящего мужика, то есть вас, Евгений Ильич, чтобы вы не подняли шум, а потом поджечь все здание к чертовой матери!

– Ева!

– Это они так сказали!

– Чувствуете? – лицо Димы стало серьезным.

– Что? – Евгений Ильич еще не до конца осознал, что ему грозит.

– Пахнет керосином… похоже, кто-то и вправду пришел нас поджечь… Телефон есть? – спросил Дима.

– Нет… то есть только местный, и по нему мне никто сейчас не ответит. Тетя Зина давно видит третий сон.

– Плохо дело… мы не знаем, сколько их, а я ранен… – пробормотал Дима.

В этот момент раздался страшный треск, и металлическая дверь, слетевшая с петель, с жутким грохотом упала на кафель, наверняка расколов его. Ева с доктором замерли на месте, а Дима лег обратно на стол, быстро накрывшись простыней с головой. В коридоре послышались тяжелые мужские шаги, и в комнату вошли трое мужчин в черных штанах и черных футболках, словно клоны. Хотя, присмотревшись, различить их было возможно. Самому старшему из них казалось лет сорок, на его лице топорщилась седая, плохо выбритая щетина. Второй парень с тяжелым подбородком и не менее тяжелым взглядом поигрывал тяжелой дубинкой в руке, третий мужчина хлипкого телосложения встал в дверях.

– Опаньки! Нам сказали, что мужик будет в отрубе, а он с бабой развлекается.

– Кто вы такие? Что вам надо? – спросил Евгений Ильич.

– Шоколада! – огрызнулся старший.

– Что с девкой будем делать? – спросил парень с тяжелой челюстью, раздевая Еву взглядом.

– Прикончим и ее тоже, не оставлять же свидетеля.

– Оставьте девушку в покое, – вступился за нее Евгений, – если у вас какие-то счеты со мной…

– Да какие счеты! Заказали нам тебя, мужик, так что извини…

– Как будем кончать? – снова обратился к старшему тугодум с выдвинутым вперед подбородком.