Дарья Донцова - Скелет из пробирки

– Приличные люди не покупают таких продуктов, – злилась сейчас Фаина Семеновна, – они предназначены для воров, взяточников и негодяев. Мария Григорьевна специально потратилась, чтобы уколоть меня. Знала ведь, что живу на крохотную пенсию.

Но больше всего Фаину Семеновну бесил тот факт, что гулянка собралась по поводу дня рождения… Игорька.

Когда гости расселись, Мария Григорьевна, нагло взявшая на себя роль тамады, заявила:

– А сейчас начнем поздравлять Игорька и вручать подарки. Фаиночка, милая, вам слово.

Фаина Семеновна напряглась. В их семье до сих пор было не принято с шиком отмечать праздники, да и не дарили Чижики друг другу ничего. Бывшая учительница откашлялась и вытащила из сумочки дешевую, слегка помятую открыточку.

– Вот, сыночек, послушай материнский наказ. Самое дорогое, что есть у человека, – это мать. Об этом нам писали классики: Пушкин, Бунин, Куприн. Вслушайся в мои слова, произнесенные любящим материнским сердцем, пойми их… Мать – это святое. Никакая другая женщина не может занять ее место, прочитай великих людей…

И так далее, на протяжении десяти минут. Гости, пытаясь сохранить серьезное выражение лиц, тупо смотрели в тарелки. Наконец фонтан напыщенных, ложно многозначительных благоглупостей иссяк.

– А где подарок-то? – поинтересовалась Любочка. Если бы взглядом можно было убивать, Фаина Семеновна вмиг испепелила бы невестку. Но ей пришлось улыбнуться и ответить, протягивая открытку:

– Вот он, материнский наказ.

– А я, Игоречек, – мигом влезла в беседу Мария Григорьевна, – ничего тебе наказывать не стану, сам разберешься в жизни, не маленький. Докумекаешь, кого сильней любить надо: маму, жену или собственного ребенка. Держи, дружочек!

Игорь растерянно посмотрел на связку ключей.

– Это что?

– Дарю тебе «Жигули», – улыбнулась теща, – надеюсь, иногда Любочку покатаешь. А не захочешь – и не надо, машина лично твоя. Завтра оформим в ГАИ, извини, но без твоего присутствия процедуру не совершить!

– Мне бы такую тещу, – заорал ближайший приятель Игоря, Сережа Глотов.

Игорек покраснел, он давно хотел машину, но великолепно понимал, что с его заработками личные колеса так и останутся мечтой.

– Ой, – воскликнул он, – ну нет слов! Любочка кинулась целовать мать, та смеялась.

– Да ладно тебе, сама машина-то дома, во дворе стоит, сюда я только ключи прихватила.

– А какой цвет? – не успокаивалась Люба.

– Серо-голубой, – сообщила Мария Григорьевна – Мой любимый, – не сдержал восхищенного возгласа Игорек.

В общем, подлая Мария Григорьевна добилась своего, перетянула одеяло на себя, а о Фаине Семеновне все забыли. Открыточка, исписанная четким учительским почерком, осталась лежать на столе, молодежь побежала делать шашлыки. Фаине Семеновне ничего не оставалось, как идти вместе со всеми во двор. Правда, пару раз она попыталась выступить, заведя любимую песню о том, как следует уважать родную мать, но Мария Григорьевна, нагло улыбаясь, заявила:

– Абсолютно согласна с вами, милая Фаина, мы, родившие таких замечательных детей, достойны всяческого уважения, но не могут же ваш сын и моя дочь ежесекундно благодарить нас и кланяться?

Фаина Семеновна надулась. Плохо воспитанная сватья посмела оборвать ее, ту, которая может дать совет, объяснить, как себя вести… Следовало демонстративно встать и уйти. Но до железнодорожной станции было десять километров через лес, на дачу Фаину Семеновну привезла на своей машине Мария Григорьевна. Значит, вновь придется унижаться, просить подбросить до станции. Решив ни с кем больше не разговаривать и наказать таким образом присутствующих, Фаина Семеновна демонстративно села посреди сада на скамейку. Пусть подходят к ней, заводят беседу, она ни за что не ответит!

Но уже через полчаса стало ясно: всем наплевать на Фаину Семеновну, никто, даже Игорек, не обратили внимания на старуху, восседавшую в центре участка с демонстративно поджатыми губами. От скуки Фаина Семеновна стала наблюдать за Любой. Невестка не нравилась ей категорически. Слишком самостоятельная, говорливая, привыкшая к хорошим деньгам, начисто лишенная почтения к свекрови, нагло высказывающая свое мнение вместо того, чтобы прислушаться к мудрым советам старших. А еще Любочка хихикала, когда Фаина Семеновна, вздыхая, говорила:

– Обратите внимание, дети, на закат. О чем говорит нам заходящее солнце? Оно напоминает о том, что денек прошел и теперь следует крепко подумать: а как мы его прожили? Не совершили ли ошибок?

Еще ее раздражало, что Игорь буквально смотрел в рот жене. Вот и сейчас сын взял в руки шампур и начал нанизывать мясо.

– Вот черт, – воскликнул он через секунду, – жилистый какой кусок!

– Мясо хорошее, – быстро возразила теща, – шампур тупой.

– Сейчас погляжу, вроде в шкафчике еще один лежит, – подхватилась Любочка и унеслась на кухню.

Через пару минут Игорь взял другой шампур и сказал:

– Во, теперь как по маслу идет, мясо-то и впрямь отличное. Ой, больно-то как!

По руке сына потекла кровь. Но Фаина Семеновна не бросилась к Игорю с перепуганными возгласами. Нет, она, словно статуя скорби и гнева, осталась сидеть на скамейке. Ее душевная рана была намного сильней, чем физическая на ладони парня, и потом, когда сын ранен, мать, естественно, страдает намного сильней и первую помощь и заботу следует оказывать именно ей. Но Мария Григорьевна и другие гости опять проявили удивительную черствость и бросились к Игорю.

– Ничего страшного, – сказала теща, – сейчас обработаем рану. Люба, принеси йод или зеленку, что у нас есть?

Минут через десять, когда суматоха улеглась, а Игорь с перевязанным пальцем вновь занялся шашлыком, Фаина Семеновна увидела, что Люба, озираясь, идет к туалету, стоящему в углу участка. Невестка прятала что-то за спиной. Свекровь пригляделась повнимательней – девушка несла шампур.

Страшно удивленная, свекровь уставилась на захлопнувшуюся дверь клозета. Вот уж странно! Зачем Любе в сортире шампур? Не успела она сделать предположения, как невестка вышла наружу с пустыми руками.

Заинтригованная донельзя, Фаина Семеновна дошла до туалета, сняла висевший на стене фонарик и посветила внутрь ямы. Луч отразился на металлической рукоятке. Любаша выбросила железку в дерьмо.

В глубоком удивлении Фаина Семеновна вернулась назад, получила кусок мяса, но есть его не стала. Все ее внимание теперь было устремлено на Любу. А та, не подозревая, что стала объектом слежки, делала странные вещи. Во-первых, когда Мария Григорьевна ушла в дом, ее дочь мигом размотала бинт на пальце у мужа и стала капать на рану какую-то жидкость красного цвета, совершенно не похожую ни на один известный Фаине Семеновне антисептик.