Дарья Донцова - Скелет из пробирки

– А отчего скончался Вениамин Михайлович? – вклинилась я в плавную речь Ирины Глебовны.

Вдова достала из кармана кофты носовой платок.

– Онкология. В последние годы муж страдал от рака крови, тяжелейшее заболевание. Мы, конечно, сделали все, что возможно, но силы Вени таяли. Потом приятели посоветовали обратиться в лабораторию к Валерию Боярскому, там изобрели какой-то метод, вроде новая химиотерапия, я не врач и плохо разбираюсь в деталях Насколько поняла суть – больному делают инъекции какого-то яда, крайне опасного, но после курса уколов иногда наступает выздоровление Нам терять было нечего Муж все равно умирал, вот и решились на эксперимент. Кстати, очень и очень дорогое удовольствие, одна ампула несколько тысяч долларов стоит, а надо их двадцать. Но ведь ради жизни любимого человека ничего не жаль! Тем более что нам рекомендовала Боярского дочь Лианы Аракеловны Гургеновой.

– Кто? – подскочила я.

– Манана, – принялась объяснять Ирина Глебовна, – дочь Лианы Аракеловны Гургеновой, доктора исторических наук, нашей давней приятельницы. У Лианочки был рак груди Манана носом всю Москву прорыла, выискивая специалистов, и вышла, уж не знаю как, на лабораторию Боярского. Ей провели цикл уколов, и представьте – вылечили! Десять лет еще прожила Лианочка и скончалась от воспаления легких, но онкология-то отступила Ирина Глебовна растрясла «подкожные» накопления и отправила супруга на уколы После пятого Листову стало лучше, он даже начал работать, но потом вдруг наступило резкое ухудшение, и художник скончался.

– Вы не предъявляли претензий Боярскому? – поинтересовалась я.

Ирина Глебовна отложила платочек – Конечно, нет. Профессор с самого начала предупредил нас, что метод полуэкспериментальный, на людях достаточно не опробованный, но мы находились в таком положении, когда человек хватается за соломинку, чтобы спастись. И потом, подписали бумаги о том, что не будем иметь никаких претензий в случае летального исхода. Поймите, Вениамин Михайлович умирал, дни его были сочтены, но я бы никогда не простила себе, что не использовала все возможности для его спасения. Понимаете?

Я кивнула Естественно, понимаю Слава богу, в нашей семье все здоровы, но, случись несчастье, продали бы последнее, желая поставить на ноги любимого человека – Вы не подскажете мне телефон Мананы?

– С удовольствием, а зачем он вам? – полюбопытствовала Ирина Глебовна – Да бабушка у меня в тяжелом состоянии, – лихо соврала я, – может, в лаборатории у Боярского ей помогут.

– Так я могу соединить вас с профессором – Ирина Глебовна мигом проявила ненужную активность.

– Понимаете, – я принялась изо всех сил выкручиваться, – у вас в доме был больной мужчина, мне хочется поговорить с теми, кто выхаживал женщину. Все-таки есть определенные нюансы.. Но, если вам сложно или отчего-то не с руки давать телефон Мананы – Что за глупости! – сердито воскликнула Ирина Глебовна и схватила лежащую на столе трубку. – Мананочка? Здравствуй, детка. У меня сейчас в гостях очень милая девочка, Виолочка, у нее тяжело больна любимая бабушка.

Я терпеливо ждала, пока вдова Листова завершит разговор Наконец Ирина Глебовна положила трубку и сказала:

– У Мананы дома ремонт, она предлагает, чтобы вы подъехали вот по этому адресу, зайдете в кафе «Ромашка». А Мананочка выйдет со службы и подскочит к вам. Мобильный имеете? Тогда позвоните ей, когда доберетесь до «Ромашки». У Мананы на службе сложная пропускная система, ей легче выйти, чем вам войти. Можете отправляться прямо сейчас, она ждет.

Я уставилась на бумажку. Название улицы показалось знакомым.

– Если не секрет, где работает Манана?

– Какие же тут могут быть тайны, – усмехнулась Ирина Глебовна, – Мананочка кандидат исторических наук, она заведует отделом в архиве «Подлинные документы»

Обратный путь до бумагохранилища я проделала почти бегом и потратила около получаса, отыскивая кафе «Ромашка». Наконец, потерпев полное фиаско, я набрала телефон Мананы – Извините, но я никак не пойму, где же эта чертова «Ромашка».

Из трубки послышался смешок:

– Вы сейчас где?

– У входа в архив.

– Бегу.

Спустя десять минут из здания вынырнула молодая, слишком полная, черноволосая, темноглазая женщина.

– Виола? – спросила она, задыхаясь.

– Да, здравствуйте.

Манана ткнула пальцем в соседний дом:

– Вот кафе.

– Но где же вывеска?

– В окошке.

Я пошарила по фасаду глазами и обнаружила небольшой листок с надписью «Ромашка».

– Ну, знаете ли… И как их только клиенты находят!

– Вот как раз от посетителей отбоя нет, – пояснила она, тяжело шагая по тротуару, – тут полно учреждений, и люди в «Ромашку» ходят обедать, кормят здесь великолепно, еда стоит копейки…

Мы устроились за крохотным столиком, и Манана поинтересовалась:

– Что с вашей бабушкой?

Я немного суеверна и считаю, что всякая сказанная ложь становится рано или поздно правдой, но никаких родственниц-старушек у меня нет и не было, если не считать за бабку мать Раисы, к которой меня отправляли на лето, поэтому я смело принялась врать:

– Очень тяжелое положение, но мы хотим использовать все шансы.

Манана отхлебнула кофе, отправила в рот половину эклера и предостерегла:

– Это не панацея. Моей маме помогло, а Вениамину Михайловичу нет. И еще, хочу вас предупредить: лаборатория Боярского на самом деле не является лечебным заведением, там просто ведут научную работу. Лекарство пока не имеет разрешения на применение от Министерства здравоохранения. Вы будете подписывать всякие бумаги, снимающие с ученых ответственность. И, конечно же, цена! Очень и очень, просто запредельно высокая.

– Сколько?

– Одна ампула стоит три тысячи долларов, а уколов, скорей всего, понадобится двадцать. Во всяком случае, столько включает в себя стандартный курс.

– Ох, и ни фига себе! – вырвалось у меня.

– Нам пришлось продать квартиру, – вздохнула Манана, – отличную четырехкомнатную, переехать в крошечную халупу, а разницу потратить на лечение. Но мама-то выздоровела! Вопреки всем прогнозам других врачей. Онкологи только руками разводили – и опухоль ушла, и метастазы, а мамочку до этого считали неоперабельной. Так что в нашем случае метод подействовал, я купила мамочке жизнь, по шесть тысяч долларов за год. И если бы сейчас мне сказали, что нужно отдать все шестьдесят за один месяц, я бы не колеблясь продала себя, чтобы только вновь увидеть маму.

По щекам Мананы полились быстрые слезы. Я молчала.

Сколько людей готово на все, чтобы отсрочить смерть своих близких? Вы сами, поставь жизнь, не дай, конечно, господи, вопрос: квартира или жизнь мужа, что выберете, а? Я так мгновенно бы понеслась в риелторскую контору.