Александр Охотин - Киллер для Айболита

— На электроэнергии экономите, что ли? — недовольно спросил я, споткнувшись в полумраке и едва не расквасив себе нос. — Безобразие! Эй, папаша, а куда это вы его потащили? — забеспокоился я, увидев, как отец Николай сворачивает и начинает подниматься по лестнице. — Если прямиком на небо, то рановато еще!

— Я несу вашего товарища в свой кабинет, — не останавливаясь, сухо ответил священник. — Там по крайней мере я смогу его осмотреть. Кое-какие познания в медицине еще сохранились в моей памяти.

— В моей, как ни странно, тоже. — хмыкнул я, взбираясь вслед за ним по крутым ступеням.

В кабинете отца Николая было тепло и уютно. Уложив Стрижа на жесткую кожаную тахту, он принялся разрезать повязку, наложенную мной, бормоча при этом что-то себе под нос.

— Вы где-то учились медицине? — наконец поинтересовался он, поднимая на меня глаза. — Повязка наложена очень правильно, как будто это сделал настоящий врач.

— Учился. — нехотя кивнул я, — Закончил в свое время Военно-медицинскую академию. Сейчас я — гражданский человек, работаю хирургом. — Про то, что последние несколько дней подрабатываю еще и профессиональным убийцей, я предпочел умолчать. — У вас найдется ручка и листок бумаги? Мне необходимо набросать список лекарств и инструментов, которые могут потребоваться в ближайшее время. Правда, я ума не приложу, как вы все это достанете, да еще посреди ночи…

— Не беспокойтесь, — твердо ответил отец Николай, блестя стеклами очков. — Пишите, но торопитесь: вашему другу очень нужна помощь специалиста. Может, его все-таки лучше отправить в клинику? Подумайте еще раз.

— Нечего и думать, — пробормотал я, выводя на бумаге латинские названия, которые были бы понятны японским аптекарям. — Он останется здесь, даже если нашей помощи окажется недостаточно. Так, вроде бы все. Вот держите. — Я протянул ему листок. — Вы ведь латынь должны знать?

— Не только должен, но и знаю, — поджал губы отец Николай, доставая телефон.

— Куда вы собираетесь звонить? — подозрительно поинтересовался я. В самом деле, не слишком ли я доверяю этому японцу, сначала сопротивлявшемуся, а теперь так деятельно взявшемуся помогать нам? Забывать о том, что я нахожусь на Востоке, никак не следовало. Коварство его обитателей давно уже вошло в поговорку. А что, если сейчас он вызовет-таки полицию? Ведь телефонный разговор будет вестись по-японски, я ни слова в нем не пойму.

— Своей дочери и ее мужу, — ответил он, проницательно глядя на меня и чуть заметно улыбаясь. — Вы должны доверять мне. Да и выбора и вас нет.

— То-то и оно, — вздохнул я, — Ладно, звоните.

Японец, быстро набрав номер, принялся отдавать в трубку какие-то команды, время от времени вглядываясь в бумагу с моими каракулями. При этом голос его изменился до неузнаваемости, став хриплым и властным, словно голос обветренного самурайского сегуна, отдающего распоряжения на поле битвы. Откровенно говоря, меня всегда поражала эта способность японцев менять, в зависимости от собеседника, не только интонации, но и тембр.

— Они скоро будут здесь, — сообщил отец Николай, окончив переговоры, — и доставят все необходимое.

— Прекрасно, — кивнул я, разглядывая рану Стрижа. — Они у вас что, волшебниками работают?

— Нет, у них своя аптека, — сообщил японец, подходя ближе. — Может быть, мы пока обработаем рану?

— Неплохая мысль, — вяло согласился я, заранее зная, что от прижигания раны, пока не удалена застрявшая в мышцах пуля, особого толку не будет. — Что у вас есть? Водка, спирт?

— Коньяк, — сообщил отец Николай, доставая из шкафа фигурную бутылку явно дорогого напитка. — Может, вы хотите выпить рюмку для поддержания духа?

— Нет, — усмехнулся я, — а вот от сигареты для поддержания духа не откажусь.

— Курение — пагубная привычка, — важно изрек японец, выкладывая тем не менее на стол початую пачку сигарет, — К сожалению, убедить в этом своего зятя я так и не сумел. Для него и держу здесь табак. Иногда он вечерами навещает меня вместе с дочерью.

— Вы разве здесь живете? — удивился я, закуривая.

— Нет, у меня есть свой дом, как у всех людей. — улыбнулся он. — Просто мне нравится задерживаться по вечерам в своем кабинете.

— Счастливчик, — пробормотал я, пуская в потолок кольца дыма. — Мне бы так. Начальство, думаю, души бы во мне чаяло. А так оно все больше ругает меня за ранний уход с работы…

— Звонят, — прислушавшись, сказал священник. — Пойду, впущу детей. А вы побудьте пока с раненым, хорошо?

— Хорошо, — безразлично согласился я.

Тепло кабинета разморило мое продрогшее тело, и неумолимая зевота принялась разламывать челюсти, норовя вывихнуть их из суставов. Сейчас мне не хотелось ни двигаться, ни думать. В любом случае, следовало поберечь остатки сил для операции. Кровь уже не хлестала из раны, свернувшись в черный блестящий тромб, но пульс моего приятеля, частый и слабый, продолжал внушать серьезные опасения за его жизнь. Внутренние органы, скорее всего, не задеты, решил я, внимательно осмотрев его еще раз. Пуля прошла навылет, застряв в мышцах спины. Повезло, усмехнулся я, вспомнив отчаянную пальбу, обрушившуюся на нас в казино. Могло быть гораздо хуже. Появление на пороге комнаты священника в компании молодой пары прервало мои размышления.

— Это моя дочь, Иоми, — сказал отец Николай, — и ее муж, Атсуо Тарамо.

— Иоми? — удивился я, вглядываясь в черты молодой женщины. То, что в ее жилах текла и европейская кровь, сомнений не вызывало.

— Мать Иоми была русской. — пояснил священник, заметив мой пристальный взгляд. — Все это долгая история и сейчас не время ее рассказывать. Атсуо привез лекарства и инструменты. Все здесь. — Он кивнул на большую спортивную сумку, стоящую на полу.

— Ясно, — пробормотал я, вытряхивая содержимое сумки на стол. — Да, вроде бы то, что надо. Спасибо, Атсуо.

Атсуо ответил мне неприязненным взглядом и отвернулся. Правильно, рассудил я, натягивая перчатки и распаковывая одноразовые инструменты. Поводов для особых симпатий ко мне у молодого японца нет. Интересно, отец Николай рассказал ему, каким образом мы со Стрижом оказались в церкви? Впрочем, через минуту я уже забыл и об отце Николае, и о его недружелюбном зяте, полностью поглощенный манипуляциями в раневом канале. Лишь когда пуля, звонко ударившись, покатилась по дну лотка, я со стоном разогнулся и произнес:

— Давненько мне не приходилось работать в такой неудобной позе. Так, Стриж, теперь мы сделаем тебе пару уколов, ты уж потерпи, дружище.

Стриж понимающе промычал что-то, все еще находясь во власти лихорадочного бреда и бессмысленно тараща в потолок мутные глаза.

— Молодец. — похвалил его я, откладывая в сторону использованные шприцы. — А капельницу, уж извини, придется пока оставить.