Александр Охотин - Почка на экспорт

Будильник вырвал меня из блаженного небытия ровно в 6.30. Можно было, конечно, ещё понежиться, подремать в уютном полумраке утра, обманывая самого себя, что особо торопиться некуда. Но мысль о том, что отпуск уже окончился и у меня есть все шансы опоздать на работу, мешала, как крошка в постели, кололась где-то в глубинах подсознания и выталкивала из-под одеяла.

Вздохнув, я рывком соскочил с дивана и прошлёпал на кухню. Календарь на стене, улыбаясь кукольным личиком миниатюрной японки, злорадно сообщил, что сегодня понедельник.

Так, значит, впереди долгая рабочая неделя. Не то чтобы я не догадывался об этом вчера, но сегодня как-то особенно тяжело осознать наконец, что с безраздельной отпускной вольницей покончено, анапский пляж остался лишь в воспоминаниях и на фотоснимках, а впереди — трудовые будни, череда похожих друг на друга дней и недель, изредка прерываемая каким-нибудь ярким событием.

Нельзя сказать, что я не люблю свою работу, но отдыхать мне почему-то нравится больше. Я хмыкнул и отключил закипевший чайник. По утрам очень крепкий и горячий чай — единственный способ для меня окончательно проснуться и глядеть на окружающий мир более-менее благожелательно.

Ещё в меню завтрака входят две-три сигареты. Ничего не поделаешь, привычка. Никогда не мог заставить себя завтракать, как все нормальные люди. Периодически я объявляю кампании по борьбе с дурными привычками, изначально обречённые на провал, как экономические реформы очередного правительства. Проходит неделя-другая, благие намерения испаряются, и всё возвращается на круги своя: опять обжигающий чай, опять полторы пачки сигарет в день, полное отсутствие намёка на регулярное питание и хоть какой-то порядок в личной жизни.

За окном развиднелось, ночные тени уступили место рассвету, и обнажилась безнадежная утренняя хмарь, состоящая из низко ползущих над землёй свинцовых туч, мороси, ветра и качающихся в такт его порывам веток деревьев.

Не люблю позднюю осень, когда листья уже облетели, ярких красок почти не осталось, одни чёрно-серые; женщины тепло оделись и не дразнят взгляд стройными фигурами; под ногами хлюпает грязь, непонятно откуда взявшаяся на асфальтированных дорожках, а по утрам прихваченный первыми морозцами лёд на дорогах выматывает нервы водителям.

Философствуя, я напился чаю, выкурил пару сигарет и залез под душ. Горячую воду можно было назвать таковой лишь с большой натяжкой, поэтому из ванной комнаты я выскочил гораздо энергичней, чем вошёл.

По дороге на стоянку я осознал, какую ошибку допустил в своё время, родившись в стране с таким климатом. Холодные струйки дождя забрались за воротник и неприятно щекотали шею. В следующей жизни надо будет проявить изобретательность и появиться на свет где-нибудь на Гаваях.

Видение себя, любимого, в яркой рубахе, с гирляндой цветов на шее и в окружении шоколадных от загара красавиц согрели душу и немного улучшили настроение.

Машина, снятая с сигнализации, приветливо откликнулась и помигала габаритами. Я повернул ключ в замке зажигания, и «Тойота» заурчала двигателем. Вырулив со стоянки и влившись в уличный поток, я удовлетворённо закурил, перестроился в крайний левый ряд, и «железный конь» понёс меня вперёд, легко обгоняя неуклюжие чудеса отечественной автотехники.

Движение в нашем городе интенсивное и число автовладельцев растёт из года в год — миллионное население уже не устраивает муниципальный транспорт. Вот и моторизируется народ, кто как может, создавая в «часы пик» длиннющие пробки на перекрёстках центральных улиц.

Город уже проснулся и зажил своей жизнью. Людской поток на тротуарах, шаркая тысячами подошв и стуча каблучками, нёс человеческие волны, разбивая их у стен зданий и устраивая водовороты мельтешащих голов на трамвайных остановках.

У центральной городской больницы с утра особенно оживлённо. Кто-то спешит на работу, кто-то, сдав дежурство, торопится домой. Пройдёт полчаса, и уже ни за что не догадаться, как много людей трудится в этих модерновых корпусах из стекла и бетона.

Припарковавшись у блока хирургических отделений, я поднялся на четвёртый этаж и поздоровался с постовой медсестрой.

— С выходом вас, Александр Александрович, — заулыбалась она. — Как отдохнули?

Нашла с чем поздравлять. Тут впору траур объявлять по безвременно закончившемуся отпуску, подумал я, но вслух произнёс:

— Спасибо, хорошо, Нина Ивановна.

— Ой, а загорели-то как!

— Да, есть немного, — скромно ответил я, и прошёл в ординаторскую.

Вообще-то, сейчас я больше похож на негатив самого себя. Светлые волосы окончательно выгорели на солнце, а голубые глаза на фоне закопчённой кожи кажутся едва ли не белыми.

— Здравствуйте, граждане Айболиты! — громко заявил я о себе с порога.

«Айболиты», сидевшие в ординаторской, дружно повернули головы в мою сторону.

— Ого, смотрите, кто появился! Загар натуральный?

— Долго будешь жить, только что вспоминали.

— Санька! Когда приехал?

Они заговорили все вдруг, и пару минут я был занят пожиманием рук и похлопыванием по плечам. Целиком поглощённый этим делом, я не сразу расслышал голосок за дальним столом:

— Вообще-то, Александр Александрович, Айболит был ветеринаром. Вряд ли уместно называть так коллег.

Ага, это Елена Анатольевна, или Елена Прекрасная, как иногда мы её называем между собой. Женщина молодая и красивая, она работает у нас второй год, и умудрятся, к сожалению, сочетать броскую внешность со строгим характером.

— Вас, Елена Анатольевна, приветствую персонально, — я чмокнул в щёчку заалевшую Леночку, — но что касается этих старых коновалов, вынужден с вами не согласиться.

— Ты бы лучше не критику наводил, а рассказывал, чем в отпуске занимался. Женщины на юге всё так же хороши? — поинтересовался Александр Михайлович Хохлов, он же просто Михалыч. Пожалуй, нас с ним можно назвать приятелями. Оба любим пошутить и разыграть окружающих; кроме того, мы тёзки и ездим на машинах одной марки. Каждый из вышеперечисленных фактов сам по себе ничего не означает, но вместе они создают основу для достаточно тёплых отношений между нами. Правда, вне работы мы не пересекаемся, у каждого свой круг общения, и нас обоих это вполне устраивает.

— Что ты, какие женщины, — возмутился я. — Весь отпуск, день за днём, я скучал только по Елене Анатольевне. Её пленительный образ…

Леночка, что-то зло шипя, выскочила в коридор. Мы с Хохловым расхохотались.

— Ну, разошлись жеребцы, — укоризненно заворчал из своего угла Павел Валентинович. — Смутили совсем бедную девушку.