Александр Охотин - Киллер для Айболита

— Ты не так понял…

— Все я понял правильно, хватит липу мне впаривать. — жестко оборвал его Стриж. — Говори конкретно, когда мы должны вернуться в Японию?

— Сегодня же, — откашлявшись, ответил Мирон, — Сегодня ночью отправим вас на сейнере, он в Корею пойдет на промысел минтая. А в Японском море пересядете на наше судно и отправитесь уже прямиком до порта Майдзури, это на Хонсю. От Майдзури до Киото рукой подать, пару часов езды по железной дороге. Устраивает такой вариант?

— А самолет чем плох? — поинтересовался Стриж, решивший, судя по всему, повредничать напоследок. — Так еще быстрее получится.

— Гм, тут такие дела, пацаны, — потупился Мирон, — что документы у вас, как ни крути, левые будут, а у нас сейчас с погранцами отношения напряженные.

— Угу, — ехидно кивнул Стриж, закуривая.

— Сейчас вас отвезут обратно в порт, — продолжил Мирон, — Посадят на корабль. Ксивы и бабки получите там же. Но сначала давай хоть выпьем, поедим, — с наигранным радушием предложил он, — былые времена вспомним! А, Стриж?

— Фотоальбом себе заведи, — поднимаясь из-за стола, посоветовал тот, — Будешь по вечерам у камина фотки разглядывать и былые времена вспоминать. А я тебе здесь не помощник. Поехали, Саня, дальше Японию осматривать. Побыли на милой Родине, с корешком потолковали — и довольно. Пора, брат, нам опять морской солью подышать. Кстати, полезно ведь, говорят, для здоровья? — спросил он, не обращая больше никакого внимания на Мирона, словно тот был пустым местом.

— Очень, — подтвердил я, тоже вставая и направляясь к входу. — Особенно нам с тобой.

— Вот и я о том же, — усмехнулся Стриж, и мы, не прощаясь, покинули ресторан.

Глубокой ночью, под завывание ветра и хлесткие удары волн о причал мы расстались с негостеприимным островом, обозленные неудачей, молчаливые и подавленные. Новые Документы, паспорта моряков, мы, как и обещал Мирон, получили в порту. А вот перетянутую красной резинкой пачку долларов Стриж вернул обратно, приложив к ней подробную инструкцию по дальнейшей эксплуатации Мироном этих денег. Наф-Наф и Нуф-Нуф осторожно выслушали его и отбыли восвояси.

— Зря ты так, — хмыкнул я, вспоминая заковыристые выражения Стрижа, — деньги нам могут еще пригодиться.

— Зачем? — пожал он плечами. — Не хочу каркать, Саня, но чует мое сердце, скоро нам с тобой уже ничего не нужно будет. А бабки с собой ни в могилу, ни на дно Японского моря не заберешь.

— Типун тебе на язык, — испугался я, перегибаясь через борт и глядя на черную рябь воды. Тонуть в ней мне совершенно не хотелось. — Посудина вроде бы крепкая, даст бог, дотянем.

— Да я не о том, — махнул рукой Стриж. — Мирон, он хоть и сволочь, но кое-что сказал верно. Если они действительно сейчас попадут из-за нас на бабки, что им капали с японских рынков, то братва не долго будет ломать головы, гадая, как с нами поступить. Хотя о нас, скорее всего, никто и не вспомнит. Мы так, мелочевка. Вспомнят о Кинае, и ближайший сходняк станет для него последним. Он это прекрасно понимает и ни за что не допустит, чтобы мы с тобой пережили его хоть на час. Сначала он нас на небо пристроит, а потом уж и сам под перо отправится с чистой совестью. Такой вот расклад, братуха.

— Неужели ничего нельзя исправить? — сказал я, сутулясь и передергиваясь то ли от ночной сырости, то ли от противного липкого страха, колыхнувшегося где-то внутри.

— Проще на танк с хворостиной. — отозвался он, роняя в море огонек сигареты. — Пошли, чего здесь мерзнуть. Да и проверить надо, что за каюту нам выделили.

Обосновавшись с относительным комфортом в помещении судового медпункта, откуда пришлось предварительно изгнать нахального первого помощника, тоже вознамерившегося заявить свои права на этот относительно тихий уголок, мы продолжили прерванный разговор.

— Послушай, Стриж, — сказал я, разглядывая ящики с медикаментами, — а зачем мы тогда вообще в Киото возвращаемся? На убой, что ли, как скот?

— Ну это ты хватил, — ответил он, разваливаясь на кровати и с видимым интересом изучая здоровенную бутыль со спиртом, стоящую в углу. — Мы ж не «быки», чтоб тупо сдохнуть. Нет, Саня, уж не знаю, как ты, а я хочу перед смертью покуражиться и попробовать спросить с Киная за все его подлянки.

— Да я, собственно, вообще в этом году умирать не планировал, — заявил я, — меня в ординатуру должны в сентябре отправить. Так что извини, Стриж, но компанию тебе составить не смогу, иначе меня на работе в порошок сотрут.

— Будет тебе и ординатура, и аспирантура, и все остальное, — мрачно пообещал он, принюхиваясь к содержимому бутыли, — Гм, чистый спирт. И кто ж его без присмотра тут бросил?! Непорядочек… Да, так вот, я говорю, готовься теперь на том свете стажироваться. Прямиком у Гиппократа и отучишься, — глупо заржал он, разводя спирт в мерном стаканчике. — Ух-х, крепкая штука!

— Ты полегче со спиртом, — проворчал я, обиженный его пророчествами. — Иначе в Киото мы приедем втроем. Я, ты и твоя белая горячка.

— Скажешь тоже, — хмыкнул он. — Я ж норму знаю.

На обратном пути я действительно убедился, что

Стриж свою норму знает. Беда была лишь в том, что размеры этой нормы не имели границ. Бутыль со спиртом опустела на третий день, и к моменту пересадки с корабля на корабль в Японском море Стриж уже вовсю транжирил нашу с ним долларовую заначку, скупая по бешеным ценам бутылки водки, припрятанные рыбаками в своих каютах на черный день. При этом он вел себя тихо, говорил разумно и лишь время от времени начинал негромко напевать гнусавым голосом протяжные тоскливые песни, рисующие лагерные будни и отравляющие мне жизнь своей безнадегой. В отместку я читал Стрижу лекции на тему «Алкогольный цирроз печени и его последствия», матерился и старался чаще проветривать помещение, насквозь пропитавшееся похмельными запахами.

Вздохнул свободно я лишь в Майдзури, когда ясным солнечным утром небольшой катер доставил нас на берег.

— Стриж, — сказал я, щурясь от яркого солнца и млея от тепла его лучей, — ты погляди, здесь уже лето по нашим-то меркам! Благодать, честное слово!

— Саня, у тебя там, помнится иены были, — пробасил он, пропуская мимо ушей мою лирику и угрюмо взирая на окружающее нас великолепие расцветшей природы. — Подкинь на пиво, а?

— Нет, — твердо ответил я, прижимая к груди карман с заветной пачечкой купюр, — Пиво ты теперь за счет Киная будешь лакать. А на те деньги, что еще сохранились у меня, мы купим билеты на поезд. Пошли, дружище, отсюда, вид моря вызывает у меня отвращение. Я теперь даже в отпуск, наверное, буду ездить отдыхать куда-нибудь в Сахару, где воды нет ни в каком виде.

— И куда он, гад такой, заныкался? — в который раз страдальчески вопросил Стриж, почесывая пятерней свою отросшую за последнее время густую шевелюру и косясь на меня.