Дарья Донцова - Темные предки светлой детки [litres]

Полковник безропотно стал выкладывать все, что мы раскопали, разыскивая по заказу Волковой правду о ее бабушке. Когда Дегтярев замолчал, Наумов быстро пробежал пальцами по клавиатуре, пробормотал:

– Третий, ящик десять, – встал, подошел к закрытому шкафу, набрал на замке код, распахнул дверцу.

Я увидела полки, сплошь забитые так называемыми амбарными книгами. Наумов вынул одну, полистал, потом вернул на место, тщательно запер свой архив, сел в кресло и начал методично рассказывать:

– У меня был друг, единственный. Мы прошли с ним огонь, воду и всякие трубы. Я ему больше чем себе доверял. По работе мы никогда не сталкивались. Я милиционер, он писатель, небезызвестный вам Герман Львович Траубе. Известно, что у каждого человека свои тараканы. Гера – прекрасный человек, но его насекомые были весьма большого размера и яркого окраса. Если дружишь с человеком, то необходимо понять: ты способен с его вредителями примириться? Если нет, то лучше остаться на уровне приятельства. Но мы с Герой стали настоящими друзьями. Он прощал мне, что я забываю поздравить его с праздниками, днем рождения, что постоянно занят, что редко видимся. А я никогда не лез в его личную жизнь. Гера был не тот мужик, которому нужно было жениться. Он не хам, не дрянь, не пьяница, хорошо воспитан, одет по моде и в придачу литератор. Зарабатывал прилично, имел свою квартиру, машину, дачу, деньги. Ухаживал за дамами красиво: подарки, цветы. Возил их на море, где у членов Союза писателей были дома творчества: Коктебель, Пицунда. Творить поэтам-прозаикам там следовало, книги пачками писать, на море глядючи. Но они на пляже валялись и романы крутили, не художественные, а самые обычные. Любовницы Геры от восторга, как им с Траубе повезло, в корчах бились, планы строили, свадебное платье в уме примеряли. А зря, более четырех-пяти месяцев ни одна не продержалась. Герман быстро остывал, очередная баба начинала его бесить и получала отставку. По какой причине он все-таки женился, а?

Поскольку, задав вопрос, Иосиф посмотрел на меня, я ответила:

– Как честный человек, по залету.

Наумов развеселился.

– Услышав от своей очередной любовницы про беременность, Герман поступал как честный человек. Хватал эту Василису Распрекрасную, но глупую, в объятия, вез к своему другу гинекологу, платил за аборт, забирал потом бабенку, покупал ей ценный подарок и – прощай, «мы не встретимся боле, друг другу руки не пожмем».

Иосиф стал ходить по кабинету.

– Даша, ты ошиблась. Дело было в другом. Гере предложили должность главного редактора толстого литературного журнала. От такого не отказываются. Номенклатура. Большой оклад, продуктовые заказы и самое сладкое – власть. Перед главредом большинство писателей ковром лягут, чтобы он их гениальные произведения опубликовал. Герман согласился. Но маленькая заноза – он был не женат. А в горкоме партии отделом культуры заведовал мужик, который говорил:

– Не имеет семьи, значит, подозрителен.

Перед Герой выбор встал: или он свободный свиристел, но тогда в уютное кресло сядет другой, или запрягается в телегу брака и становится влиятельной фигурой на литературном поприще.

Иосиф опять посмотрел на меня.

– Вы как себя чувствуете?

– Нормально, – удивилась я, – только пить хочется.

Хозяин налил в стакан воды и подал мне, потом спросил у Дегтярева:

– Она всегда такого цвета, как трава из подвала?

Полковник кивнул, Наумов сел в кресло.

– Герман примчался ко мне с заявлением: «Женюсь». Рассказал такую историю:

– Есть баба, зовут Аделаида. Молодая, любит меня до беспамятства, но воспитана старомодно, в постель без штампа ни-ни. У нас с ней случился романчик. Месяц я грядку окучивал, потом Ада точки расставила:

– Или женимся, или расстаемся. Иначе никак.

Хотел с ней разбежаться. А сейчас вижу: девушка – наиболее подходящий вариант для жены: родни нет, денег тоже, тихая, больше молчит, чем говорит, образование хорошее, моего круга курочка. Внешне хороша, ее одеть, обуть, украсить, станет лучше многих. Если ее не особенно баловать, то век благодарна будет. Хочешь посмеяться? Она меня попросила поклясться в вечной верности, заявила: «Не переживу измены, сразу с собой покончу». Я выполнил ее желание.

Иосиф потер затылок.

– Гера сел на трон, стал рулить журналом. Год, наверное, он налево не бегал, это был рекорд для него, потом за старое принялся. Ада родила девочку. Герман ребенка не хотел, но решил, что стать отцом – это солидно, поможет в карьере. А он нацелился на пост в горкоме, хотел делать карьеру по партийной линии. Домой Траубе приходил только ночевать. Один раз я его предостерег:

– Не перегибай палку. Узнает супруга о твоих зигзагах, беда случится. Развод все твои расчеты обломит.

Он засмеялся.

– Не! Адка уверена: раз я поклялся в верности, значит, налево не сверну.

Жили они тихо, без скандалов. Гера к жене хорошо относился, в деньгах ее не стеснял. Дочь ему по барабану, но ребенок одет, обут, бутерброды с черной икрой ест. Полный штиль. Потом звонок! Гера на трубке.

– Йося! Срочно приезжай. Беда.

Я кинулся к нему и узнал историю, которую вы мне сообщили. Кое-как я все утряс. К Гере претензий у милиции не было. Кончину Ады объяснили болезнью. Дескать, она узнала, что неизлечимо больна, и решила сама уйти из жизни, испугалась мучений. Девочку забрала подруга Аделаиды. Гера ей до восемнадцати лет на Эмилию алименты платил. Его вскоре после похорон жены тихо убрали по собственному желанию с должности главного редактора, он ко мне приехал, попросил:

– Найди того, кто Аде письмо прислал. Я хочу знать, чьих рук это дело. Кто из моих друзей-знакомых тварь? Мстить не стану. Но надо понимать, с кем общаюсь. Пожалуйста, сделай, о чем прошу. Даже виду подлецу не подам, что знаю: письмо – его работа. Необходимо выяснить: кто меня так ненавидит? За что?

Мы выпили с ним, Гера спать лег. Я понял, что ему плохо и морально, и физически. И так мне захотелось найти эту тварь, бабу, которая глупую девочку сподвигла открытку настрочить. Она Аду на самоубийство толкнула и попросила кого-то фото сделать. Снимок должен был убедить Аделаиду, что от нее и муж уйдет, и дочка, которую мать без памяти любила. В открытке указывалась Сталина Константиновна Маратова и ее адрес. Я поехал на ту улицу, дверь мне открыла молодая женщина. Увидела удостоверение, испугалась до трясучки, в стену вжалась, шепчет:

– Я ничего плохого не делала!

Я попытался ее успокоить.

– Сталина…

Девица в слезы.

– Меня зовут Лена!

И давай рыдать. Я в квартиру вошел, дверь захлопнул, умыл девчонку, велел спокойно объяснить, что случилось. Узнал глупую донельзя историю! Сталина – хозяйка, Елена – ее домработница. Первая богатая, отец у нее при чинах был, да умер. А дочурка его работать не умела и не хотела, она у себя Лену Рыбину поселила, та за жилье деньги не платила, но убиралась, готовила, белье стирала-гладила, прислугой стала, короче. Сталина вела веселый образ жизни. Она не училась, не работала, каждый вечер убегала куда-то, возвращалась под утро, часто пьяная. Потом от нее перестало нести алкоголем, но вид у Маратовой стал странный: взгляд остекленевший, изо рта вырывалось глупое хихиканье. Войдя в квартиру, Сталина кое-как добредала до спальни, падала в кровать, дрыхла до вечера, затем мылась, одевалась и уносилась. А потом хозяйка исчезла. Пару месяцев Лена сидела тихо, но вскоре поняла, что владелица апартаментов, наверное, умерла. Возможно, она перекурила анаши, которую тогда привозили из Средней Азии. Или кто-то из собутыльников прирезал неразборчивую в связях милашку. Лена решила прикинуться москвичкой: сама она была из глубинки, о своем жилье в столице и не мечтала, а тут такой поворот. В квартире было много дорогих вещей, украшения у пропавшей подружки очень дорогие, их много. И что самое удачное, паспорт Сталины лежал в спальне. Внешне девушки были похожи. Чтобы увеличить сходство, Лена сделала стрижку, как у пропавшей, стала носить вещи хозяйки, продала одно ее кольцо, жила без забот, через год познакомилась с Борей, мальчиком из приличной семьи. У них случилась любовь. Борис сделал ей предложение руки и сердца, попросил невесту пригласить в гости его мать и сестру. Честно предупредил: