Дарья Донцова - Блеск и нищета инстаграма [litres]

И тут я впервые услышала смешок ученого:

– Кто?

– Николай Иванович, – повторила я.

– Он умер!

– Он умер, – сказала я, глядя в лицо охраннику.

– Ну… да, – признал тот.

– Значит, парковка ему не нужна, – подвела я итог спору.

– А наследница? – не дрогнул охранник. – Вдова, Мария Гавриловна.

– Вы слышите нашу беседу? – поинтересовалась я у Леонида Мартыновича и включила громкую связь.

– Она уже десять лет живет в Швейцарии, – прогремело из трубки.

Я посмотрела на стража шлагбаума.

– Марии Гавриловны нет в России.

– Вдруг приедет, а место оккупировали, – уперся секьюрити.

Я прищурилась, прочитала его имя на бейджике, и диалог потек дальше:

– Филипп Первый, я платить вам не стану. Дорога общая.

– Издеваетесь? – рассердился собеседник.

– Мне, Филипп Первый, это и в голову не придет.

– Я просто Филипп!

– А на бейджике написано: Филипп Первый.

– Филипп. Первый – это номер проходной. Точку забыли поставить. У нас строго охраняемый объект. Справа и слева на пятьсот метров зона отчуждения. Парковаться можно, лишь получив пропуск. Платный. Его выдаю я. И откройте багажник.

– Зачем? – опешила я.

– Проверка на предмет обнаружения провоза взрывчатых, пожароопасных веществ.

– Ладно, – согласилась я, – все равно коробку надо доставать. Но денег от меня не дождетесь.

С этими словами я нажала на кнопку, багажное отделение открылось.

– Эй, эй, – обрадовался Филипп, – наркотики!

– Олух царя небесного, – прокричал мой телефон, – сейчас я приду!

– Запрещенными веществами не пользуюсь, – отрезала я.

– Белый порошок! – продолжал секьюрити. – На коробке! Ты наркокурьер.

– Глупее ничего не слышала, – рассмеялась я. – Если белый порошок, то, значит, наркотик?

– Верняк! – заявил Филипп.

– Сахарная пудра, соль, зубной порошок, – перечислила я. – Это все наркотики?

– Вот сейчас гляну, чего у тебя там, – пообещал секьюрити, – полицию вызову, пожалеешь, псих пограничник, что мне пожалела за аренду места заплатить. Да поздно будет! Посодют тебя!

Странное словосочетание «псих пограничник» меня удивило, но недосуг было спрашивать, что оно означает. У нас завязался спор.

– Не трогайте коробку.

– Имею право.

– Ни малейшего.

– Ща гляну.

– Отойдите!

– Где тут Виола? – закричал знакомый голос.

Я увидела около шлагбаума высокого человека и бросилась к нему.

– Леонид Мартынович, охранник сначала вымогал деньги, а теперь, решив, что в контейнере кокаин, хочет открыть убежище тараканов!

– Он кретин? – нахмурился Никин.

– Не знаю, сами у него спросите, – отмахнулась я, – выполнила ваше условие, притащила полк тараканов. Но борьба с алчным секьюрити в контракте не прописана.

– А-а-а, – понеслось от моей машины, – а-а-а. Спасите!

Ученый бросился к автомобилю, ловким движением втолкнул в него охранника и выхватил из кармана телефон.

– Герман, контейнер открыт. Нет, автомобиль. Ждем.

Потом Никин приблизился к автомобилю и крикнул:

– Сиди тихо. Сейчас насекомых соберут.

Я отошла подальше от своей «букашки». Ни за какие коврижки не сяду в салон. Вызову эвакуатор, отвезу «Мини Купер» на мойку-химчистку, попрошу выловить всех прусаков.

– Они по мне ползают, – донеслось из салона.

– Не страшно, тараканы не кусаются, – сказал профессор.

– Противно!

– Ты что, девочка? – крикнул в ответ Леонид.

– Нет! Мальчик.

– Значит, прояви мужество, – распорядился Никин, – а вот и наши люди.

Я увидела, как по тротуару бегут три человека: двое мужчин и девушка с электроприбором, похожим на мини-пылесос.

– Действуйте, – приказал Леонид Мартынович, – мы с Виолой пойдем в кабинет. Ну, вперед.

Профессор почти побежал по тротуару, я с трудом его догнала и пожаловалась:

– Странный охранник.

– Просто денег хочет, – буркнул Никин, – в молодости я полагал, что все проблемы – личные, служебные, любые – можно решить с помощью ума, трудолюбия, сообразительности, ну и денег. Со временем стало ясно, способность мыслить вообще не нужна, как писал классик: «Горе от ума». Трудолюбие тоже не прокатит, сообразительных полно, а выбиваются единицы. Что остается?

– Деньги, – ответила я.

Профессор прибавил скорости.

– Вот они могут прогнать все тучи.

Мы вошли в здание и сели в лифт, кабина понеслась вверх.

– Псих пограничник, – сказала я, – ну с какой стати Филипп мне такую кличку приклеил?

Никин засмеялся и стал похож на нормального человека.

– В каком контексте это прозвучало?

– Ну… охранник предполагал, что я заплачу ему за место, а когда понял, что я не собираюсь ему платить, пообещал вызвать полицию, и тогда «пожалеешь, псих пограничник».

Никин прыснул.

– Видели табличку на доме, возле которого вы нашли свободное место?

– Нет, а что там написано? – полюбопытствовала я.

Лифт открыл двери, мы очутились в длинном коридоре.

– «Центр психологической реабилитации людей в пограничном состоянии», – сказал Никин. – На языке Филиппа сии больные психи пограничники.

Утром меня разбудил звонок Ильи.

– Юрий жив? – спросила я, взяв трубку.

– Да, ему лучше, – ответил Жабенкин.

– Значит, Никин оказался прав, – обрадовалась я, – он, конечно, странный, вредный, но очень умный.

– Может, теперь объяснишь, что за напасть приключилась с Елизаветой и ее семьей? А за это получишь запись с «жучка», который Юра подложил в автомобиль отца.

– Откуда она у тебя? – изумилась я.

– Катя переслала, – уточнил Жабенкин, – а ей жених отправил. Материала много, пересказывать долго, поэтому Юра сбросил невесте полную версию.

– Мое общение с профессором тоже не мимолетное, – заметила я, – лучше нам встретиться.

– Сам так подумал, – обрадовался Илья, – сейчас поднимусь.

– Секундочку, я не ждала гостей, – попыталась я отбиться от визита, – предполагала пообщаться в кафе.

– Зачем зря деньги тратить? – возразил Илья. – Я уже во дворе.

– Ладно, – согласилась я, – будь по-твоему. Но встреча состоится через полчаса.

Похоже, Илья стоял у двери с часами в руке, ровно через тридцать минут раздалась трель домофона.

Я открыла дверь.

– Привет! – весело воскликнул парень.

– Рада тебя видеть, – слегка покривила я душой. – Но почему ты пропускаешь занятия в колледже?

– У нас каникулы, – соврал Илья.

Я пошла в столовую.

– Когда человек лжет, у него нос растет.

– В детстве, когда бабушка так говорила, я ей верил, – признался Илюша, – придумаю что-нибудь, потом бегу в ванную, смотрюсь в зеркало. Выйду в коридор, а бабуля: «Ой, ой, Илюшенька, что-то у тебя носик длиннее стал». Потом я повзрослел и понял: сам себя посещением сортира выдаю. Кофейку дадите?