Оксана Обухова - Невеста по найму

С мольбой во взгляде Дуся повернулась к хозяину-портовику:

– А вы, вы Константин Павлович, предпримете какие-нибудь шаги?!

Евдокия помнила, что между Воропаевым и Загребиным бегают кошки, а между Семинаристом и смотрящим – свободное денежное пространство. И принимала во внимание недавнюю аттестацию Никитича – «смотрящий – голова, ума палата». То есть если он реально умный, то запрячется с таким старанием, что никакое ФСБ, Интерпол и славное братство уркаганов не разыщут. Воропай близко к себе никого не подпустит!

Митрохин с многопудовой выразительностью поглядел на Дусю и скорчил невеселую мину подневольного, подвластного обычаям человека. Евдокия поняла: он связан! Связан словами старшего товарища, уже пообещавшего уладить дело. Ввязаться в ту же историю – не по понятиям, поскольку – недоверием обидишь.

Евдокия плюхнулась в кресло, крепко сжала между коленей внезапно озябшие ладони. Опустила голову и закусила нижнюю губу – боясь расплакаться.

– Константин Павлович, вы всегда говорили о Доброжелателе – «он». Вы уверены, что ваш тележник мужчина? – Дуся подняла вверх голову и с прищуром поглядела на портовика.

Митрохин растерялся на мгновение. Вопрос от Дуси прозвучал неожиданно и трезво. Мужики, кажется, решили, что девочка сейчас разрыдается, начнет сопли на кулак мотать. А девочка – вона как. Глядит пронзительно и ждет ответа.

– Я, типа, как бы об этом не думал, – сознался Семинарист. – Я на сто один процент уверен, что наш тележник – мент…

– Почему? – перебила Евдокия.

– Много с этими гражданами общался, – хмыкнул портовик. – На своей шкуре их манеру изучил, так что отвечаю – наш тележник мент. Причем высокопоставленный.

– Но он не обязательно мужчина? – выжидательно нахмурилась сыщица. – Подумайте, пожалуйста, Константин Павлович, откуда у вас взялось такое ощущение? Это очень важно!

Митрохин перевел взгляд на Сергеевича. Создавалось впечатление, будто авторитетные мужчины, только что потолковав наедине, как бы несколько списали со счетов хрупкую, встревоженную участью друга девушку. Мирон, поймав взгляд портовика, кивком головы попросил того выполнить просьбу сыщицы: подумать крепко, со старанием.

– Если это баба, – начал медленно разгоняться Семинарист, – то баба эта мент не ниже подполковника… Или таможенница в крупном ранге…

– Или она живет с ментом, – быстренько подкинула предположение собеседница.

– Тогда она живет с обоими! – весело хмыкнул Палыч. – И с таможенником и с ментом!

Евдокия удовлетворенно откинулась на спинку кресла. Она услышала все, что хотела.

– А почему ты спрашиваешь? Ты что-то…

Договорить Семинаристу не позволил сигнал офисного селектора. Митрохин быстро подошел к столу, нажал на клавишу прибора:

– Да, Нина.

– Константин Павлович. К вам из администрации. Ольга Викторовна и Валентин Олегович, – четко доложила секретарша.

– Минуточку, – попросил Семинарист и чуть смущенно поглядел на столичных визитеров. – Черт, совсем забыл. У меня встреча с людьми назначена. Саш, может, позже перетрем? Власти предержащие ждать не любят…

– Не грузись, Костян, забились.

– Вечером жду вас в ресторане.

– Договорились, – вставая и одергивая пиджак, сказал Миронов. – Я на тебя надеюсь, Костя.

– Часиков в семь, позвони мне, Саша, скажи, куда за вами машину прислать…

Полная самых мрачных дум, обдуваемая свежим ветерком, Землероева стояла на крыльце и хмурила брови. Александр Сергеевич башкой крутил.

– Где Толя и Димон? – пробурчал Мирон, не находя на стоянке родимого «Лексуса».

– На помойке, – невнимательно отчиталась Евдокия.

– Где?!

– Шмотки мои разыскивают.

– Какие шмотки?

– Грязные. Я, Александр Сергеевич, буду к Муромцевым возвращаться. В ресторан сегодня вы один пойдете.

– Ты чё, Дусь? – выходя перед Евдокией, пристально глядя ей в лицо, проговорил опешивший авторитет. – В своем уме?!

– В своем, – хмуро подтвердила Евдокия. – Начинать надо из дома Муромцевых. В смысле, снова начинать.

Медленно подбирая слова, с максимальной убедительностью, Евдокия поведала Миронову, зачем засобиралась возвращаться в дом, откуда вероятно поступил звонок, предупредивший похитителей. Настойчиво стояла на своем: все ниточки стягиваются к семейству Муромцевых и убийству Ильи Владимировича. Николай Васильевич начал собственное расследование, в результате которого забеспокоился Доброжелатель. Если верить Шаповалову, его друг Муромец был шибко умным мужиком и оба сына могли приезжать к нему советоваться по служебным вопросам. То есть разговоры в том доме велись серьезные, касающиеся одновременно таможни и ситуации в ГУВД.

– Отсюда, Александр Сергеевич, вывод: Доброжелатель имеет непосредственное отношение к семье Муромцева. И нам в его доме нужен свой человек. Чтоб, так сказать, держать руку на пульсе событий.

– А ты не боишься, что тебя саму там пульса лишат?

– Боюсь. Но ходить с вами по ресторанам, когда Николай Васильевич неизвестно где… – Дуся нервно передернула плечами. – Мне надо туда вернуться, Александр Сергеевич. Надо собственными глазами увидеть, что там творится, о чем Муромцевы толкуют, кто как себя ведет… Это будет нам полезно, все сведения по розыскным мероприятиям Николая Васильевича будут стягиваться – туда. Пропал их гость и друг.

– Пожалуй, – внимательно выслушав Дусю, перестал упираться авторитет. – Самая горячая информация будет поступать туда сразу же… Но идея, сестренка, рисковая, одну я тебя туда не отпущу, поедем вместе.

Евдокия пораженно уставилась на Сашу. Влиятельный рецидивист засобирался в семейство извечных врагов любого криминала?!

Нормальный ход…

Да он и с Паршиным-то двух слов связать не мог! Вечно цапались, как волкодав с волчарой!

Отважное и, пожалуй, вынужденно-вымученное решение, Евдокия сразу же отвергла:

– Это в качестве кого же вы, Александр Сергеевич, в тот дом поедете? Я там как-никак невеста.

– Как твой старший брат, моя драгоценная, – хмуро высказался Миронов.

– Ага. Хорошо придумал, братец, – ернически закивала Дуся. – Да от вас, Александр Сергеевич, уж простите, за версту вашей сущностью несет! Вы и меня, и себя подставите. Муромцевы вмиг поймут, кто вы такой, пробьют по свои базам и – что? Вы думаете, они не выяснят, что у москвича Саши Мирона нет никакой сестры, зато его пожилая теща замуж собралась?.. А я кто тогда такая, а? Хитрая девица с лихим и темным прошлых, да?!

Миронов мрачно покривился. Его жертвенность, кажется, оборачивалась глупостью.

– Нет, Александр Сергеевич, увольте. Я сейчас надену свое грязное тряпье и поеду плакаться: я бедная овечка, всю ночь плутала по лесу, пугалась каждого куста, еле-еле обратную дорогу нашла. Я дура набитая, меня убогую и обидеть-то – что против Бога согрешить.