Оксана Обухова - Невеста по найму

Голос великого певца пробирал Евдокию до мурашек. Если критик обставлял финал ухода, то делал это гениально: загипнотизированная исполнителем заложница не могла отвести глаз от мужского лица, Евдокия уже не видела пистолета, вовсю смотрела только на едва покачивающуюся голову Модеста, на его бледные обвисшие щеки…

На словах «Лежать и мне в земле сырой» критик неожиданно открыл глаза и поглядел на Евдокию:

– Ты знаешь… мне всегда казалось, что в первом куплете стоит исполнять не «где я любил», а «где я любим, где отчий дом». По моему быть любимым более необходимо. Особенно в отчем доме. – Модест резко встал. Подошел к окну и слегка отдернул занавеску.

«И уж не я, а будет он…» Бац! В оконном стекле возникла крошечная дырочка, Казимирович, ударенный в лоб пулей из снайперской винтовки, начал заваливаться спиной назад. «В раздумье пе-е-ть вечерний звон», – неторопливо выводил Иван Семенович. Модест Казимирович плавно, как в замедленной киносъемке, опускался на пол.

Когда упал, Евдокия закрыла уши руками, свалилась на пол и завизжала!

В машине сопровождения был снайпер. (Иначе откуда бы он взялся?!) После разговора с Воропаевым прошло пять минут, после разговора с Савелием минуло двадцать… Снайпер приехал за Евдокией на вишневой «Ладе». Воропаев не собирался полностью доверяться московской сыщице и сработал на опережение. Возможно, стрелок очутился на чердаке противоположного дома уже в момент, когда Петруша странно долго «нюхал воздух» в подъезде, парнишка сообщил стрелку по телефону номер нужной квартиры и даже «просемафорил» из окна площадки третьего этажа.

– Я покойница, я покойница! – судорожно всхлипывая бормотала Евдокия. Отклонив голову, посмотрела на мирно лежащего критика: – Модест, ЗАЧЕМ?!?!

Модест ей отомстил. Подставил – хуже некуда! Существование «надежного человека» обычный блеф. Смертоносные интриги плетутся в абсолютной тайне, и Воропаев это знает. Последние годы он жил одним желанием: найти и уничтожить человека, нажавшего ему на горло, а дальше – будь что будет! Вскрытые вены или пуля в висок, но плясать под чужую дудку смотрящий больше не собирался. Он приказал убрать Доброжелателя, пока тот говорить не начал на допросах. И теперь… Теперь единственной обладательницей позорной тайны вора в законе стала Евдокия Землероева.

Дуся прекрасно понимала, зачем Модест сделал ее правопреемницей секрета. Лежа на полу, Евдокия смотрела на музыкальный центр, из динамиков которого лилась уже ария Ленского… Хотела встать, достать из центра аудиодиск и уничтожить его, сломав на несколько частей. (Знакомы юзер ей говорил, что на диске можно записывать информацию в несколько слоев, а Модест уж больно красноречиво поглядывал, обсуждая песню!) Но где-то там, на чердаке соседнего дома лежал снайпер. И какой приказ он получил, известно лишь двоим: ему и Воропаеву. Если смотрящий приказал убрать и девушку, с которой Доброжелатель разговаривал в последние минуты жизни…

«Господи!!! – взмолилась Евдокия. – Если жива останусь – рта не раскрою!!»

В дверь осторожно поскреблись. Евдокия перекатилась до выпавшего из рук мобильного телефона и, лежа на полу пластом, набрала на нем повторный вызов:

– Савелий!!! Где Николай Васильевич?!

Трубку моментально передали Шаповалову:

– Я здесь, девочка, я здесь. У дома буду минут через двадцать. Открывай дверь и ничего не бойся.

– Точно?!

– Да. Я обещаю. Все уже знают, что со мною шутки плохи, Дуся.

Евдокия подумала – пролежит ли она на полу среди мертвых тел еще двадцать минут?! Потом встала на карачки и «добежала» до входной двери.

Через пять минут девушка уже бранила себя за трусливость и благодарила Господа за вразумление: прежде чем выпустить Землероеву из жуткой квартиры, обыскали ее чуть ли не гинекологически. Искали любой цифровой источник информации, если бы Евдокия уничтожила аудиодиск, возможно, появился бы вопрос – зачем? И далее уж вытекающие трудности возникли бы. Если заложница, на голубом глазу клянется, что Доброжелатель с ней не разговаривал, а лишь запугивал отчаянно, то почему, откуда и зачем взялись обломки диска? Все в отпечатках ее пальцев.

Короче, выпуталась. И живой. Пока.

О тайне Воропаева сыщица приказала себе забыть на веки вечные. У друга убиенного Сергея Коромыслова была сообразительная жена: понимая, что существуют тайны, способные убить, женщина уехала из города в неизвестном направлении. А Евдокия хотела жить в своей квартире, не вздрагивать от шорохов и не переживать за папу с мамой.

Свадьбу Николая Васильевича и Инессы Сигизмундовны праздновали в узком кругу.

Где-то после десятой рюмки слово взял молодожен. Поглядывая на нескольких сослуживцев, толкнул речь, обращаясь, впрочем, к Евдокии. Сказал, что уже не рассчитывал приобрести новых боевых друзей. Но вот свезло, он встретил новую подругу, с которой хоть в разведку, хоть в поход…

Евдокия смущенно пылала щеками. Когда Паршин вышел на перекур, его освободившееся место занял Николай Васильевич. Испытывающе прищуриваясь на Евдокию, произнес:

– Раньше не хотел тебе говорить, Дуся, но тут такое дело… Татьяна, бывшая когда-то Муромцевой, нашлась. Причем, как ты и предсказывала, совсем не за границей. Последние несколько лет первая Женькина жена жила уже в Н-ске. Прежних связей не поддерживала, видите ли, стыдно было, что любовник заграничный бросил, так и не женившись.

– Евгений об этом знал? – не глядя на Шаповалова, упираясь носом в бокал с шампанским негромко поинтересовалась Евдокия.

– Нет. Узнал лишь от меня.

– А мне вы зачем об этом говорите? – Евдокия повернула лицо к бывшему «жениху» и пристально посмотрела тому в глаза.

– Да затем, что спинным мозгом чувствую – история эта не закончена. Ты сама ничего не хочешь мне сказать?

– Нет, – выдержав взгляд Шаповалова, отреклась Землероева.

Николай Васильевич медленно кивнул:

– Правильно, моя девочка. Правильно. Но живи с оглядкой. Поняла?

– Угу, – вновь опуская нос в бокал, кивнула Землероева.

Быть единственной обладательницей смертоносной тайны и не поглядывать периодически через плечо – смеетесь, что ли, Николай Васильевич?!