Оксана Обухова - Невеста по найму

Дуся вызвала на дисплей последний номер вызова, на который звонили. Высветившееся прозвище ни о чем не говорило. Поработав с телефоном, Евдокия таки выцепила довольно редкое имя «Савелий». Если смотрящий не преувеличил, называя Копушу «родным человеком», то это все что нужно. Дуся протянула трубку Казимировичу…

Пока сыщица минут десять ковырялась в долгой памяти мобильника, лицо Модеста поменяло выражение: теперь перед девушкой восседал грустный человек с чуть насмешливой улыбкой. От телефона критик отказался:

– Я буду говорить только с Воропаевым.

– Но не при мне же?! – воскликнула Дуся, слышавшая о том, что Воропаев лучше трупов наваляет, чем позволит открыться некой тайне. Семинарист-Митрохин не даром говорил, что у Доброжелателя есть на смотрящего такая информация, что тот по струнке ходит!

– При тебе, душа моя, при тебе, – без угрозы, все с той же странной печалью произнес Модест. – Ты мой сюрприз для Воропаева. Мой козырь. – И поднимая левую руку раскрытой ладонью к Дусе, прервал вопрос, начавшийся с воющего «но». – Звони. Требуй Воропая. У нас еще будет время для вопросов. А пока учти: если скажешь хоть одно лишнее слово, я прострелю тебе правый локоть. Для моих целей мне нужны от тебя только голова, язык и ноги. Ты поняла?

Дуся истово кивнула, набрала вызов и трясущимися пальцами поднесла к уху телефон.

– Алло? Савелий? Это Евдокия, сегодня ночью мы встречались… Нет, нет, не спрашивайте, почему я говорю с чужого номера! – Сыщица четко переозвучивала все вопросы для ненормального убийцы. – Передайте телефон Ивану Ивановичу. Если он находится рядом с Николаем Васильевичем, сделайте так, чтобы Иван Иванович мог поговорить со мной без него. – Евдокия выслушала ответ воропаевского родственника и нажала на отбой. – Минут через пять Воропаев мне перезвонит, – сообщила Казимировичу.

– Ну что ж, – глянув на шикарный наручный «ролекс», пробормотал театрал, – как я и предполагал, у нас есть время, Евдокия. Пять обычно превращаются в пятнадцать… Слушай.

Уже через три минуты Евдокии захотелось, закрыв руками уши, кататься по полу и громко выть, чтобы не слышать того, о чем рассказывал Модест. Повествование критик начал плавно, с себя, любимого, в манере «жили-были».

Жил-был молодой мужчина, в юности подавший всем надежды. Когда-то он легко поступил в театральный институт на отделение драматургии. Когда-то он мечтал прославиться, писал, работал, даже ставил…

Чего-то не хватило. Евдокии думалось – таланта, критик упирал на происки завистников, с которыми он позже поквитался острым бойким перышком. В родных пенатах критика хвалили и остерегались, а критик грезил о Первопрестольной, где к его ориентации отнесутся более благожелательно и оценят творческий полет.

– Но кому я нужен там без денег? Здесь я знаменитость и величина, там – ноль, НИКТО, – грустно говорил Модест.

Проклятущий финансовый вопрос и амбиции испортили жизнь. Денно и нощно еще моложавый Казимирович ломал мозги над проблемой. В столице его ждал обожаемый мужчина. Но встречи были редки, они подогревались нетерпением, а от обыденной ежедневности романы спасают только развлечения, очаровательные мелочи в подарок и деньги, деньги, деньги! Заработать их любой ценой, явиться в Белокаменную на коне стало для Модеста идеей фикс. Человек денно и нощно нацеленный на результат, постоянно думающий об одном, как правило, ловит хвост идеи на лету и ставит ее в дело.

Так и случилось шесть лет назад. К старому Муромцу заявился в гости старый друг Сережа Коромыслов, уже изрядно бывший навеселе. Владимирович, по обыкновению, закрылся с другом в кабинете-флигеле. Злющего Бурана тогда еще не было, под широко распахнутым окном, полный неизбывных финансовых горестей, прогуливался Казимирович. От нечего делать записывал на диктофон наметки потенциальной драмы.

– Илюш, ты слышал, что Воропай недавно откинулся и воры его смотрящим здесь поставили? – донесся из окна усмехающийся голос уже вконец напившегося гостя. – Умора, бля. Мне этот Воропай стучал как заведенный, а его – короновали!

– Воропай тебе стучал? – явно удивился бывший фээсбешник.

– Ну. Прикинь? Я эту гниду еще по малолетке взял, он мне всех своих подельников слил… Помнишь дело Креста? Воропай тогда еще совсем зеленым был, на шухере стоял. Когда за жопу взяли, покочевряжился, конечно. Мы с ним немножко поработали да пригрозили в пресхату к черным засунуть. Ну он мигом и вспомнил, на каком свете живет и кто здесь главный! Давай, Илюша, за тех, кто всегда сверху.

– Сереж, а может, уже хватит? Ты сколько дней пьешь?

– Да какая, на хрен, разница! Я этих гнид давил и дальше давить буду!

– Помалкивал бы лучше. Бумажек нет?

– А на хрена мне бумажки? Я этой суке смотрящей все в глаза скажу! Хошь – и твоему Максиму стучать будет, никуда не денется?!

– Уже не будет. Лучше вены вскроет.

– Одним уродом меньше. Давай, Илюха, Марьина помянем.

Модест рассказывал так красочно и театрально, что Евдокия буквально воочию представила, как критик, прижимаясь к стене под окном и держа в руке работающий диктофон, подслушивает. Почти сама ощутила сумасшедшую работу мозга: вот, вот оно – Эльдорадо! Золотое дно, изнанка страшной правды!

Но мозг драматурга способен создавать логически завершенные развязки. Ввязываться в мероприятие по «дойке» гражданина Воропаева – опасно. Нужны союзники. Нужен выход на людей, способных грамотно использовать полученный компромат. Сливать дезу журналистам, по большому счету, наивно. Информацию объявят желтой. Милиции проказы юного Ванюши нужны, лишь пока они огласки не получили. Менты «людей» оповещать как-то не приучены, а «люди» им не верят ни на грош. Каждый второй сиделец пуганый, что его объявят стукачом.

Приданный богеме критик знать не знал, к кому примкнуться, и посему поступил, как он считал, абсолютно гениально! Казимирович наладил прослушку кабинета родственника и начал черпать такими полными горстями… что сам немного обалдел.

А когда пришел в себя, понял: торопиться здесь не стоит. ТАКАЯ информация способна обогатить и без тривиального шантажа. Если не слишком торопиться.

Для начала критик бросил пробный шар: слил пролетарским наработку службы внутренней безопасности таможенного ведомства.

Прокатился шар легко. Капнула тугая денежка… Дальше полилась ручьем.

Наладив связь с портовиками, насобачившись на осторожности, Казимирович бросил симпатичный шарик гражданину Воропаеву. Воропаев шар призрел.

И тогда Модест Казимирович позвонил Ивану Ивановичу и приставил к трубке диктофон. На последующий текст «Что ты хочешь, сука, я тебя зубами загрызу!!!», скромно предложил сотрудничество и информировал смотрящего об операции ОМОНа по зачистке казино. На следующий день денежка пошла уже и от смотрящего, признавшего Доброжелателя серьезным человеком.