Антон Леонтьев - Пепел книжных страниц

…Когда доктор Дорн провожал ее на улицу, он явно намеревался что-то сказать, и Нина, натягивая перчатки, произнесла:

— Так что ж Илюшечка?

Доктор встрепенулся.

— Благодаря Сиракузам, или, как он их зовет, Гипотенузам, чахотка отступила полностью. Илюшечка, теперь, конечно же, Илья Николаевич Снегирев — самый молодой студент медицинского факультета Императорского Казанского университета. На редкость пытливый и умный юноша. Желает, помимо всего прочего, разработать способ, дабы искоренить чахотку, а также алкогольную зависимость, от коей, увы, два года назад скончался его батюшка, штабс-капитан Снегирев…

И добавил:

— Илья Николаевич частенько спрашивает о вас, Нина Петровна, но я и не знаю, что ответить.

— Неужто? — спросила с легким вызовом Нина. — Таки и не знаете?

Доктор вздохнул и, помолчав, добавил:

— Навестить своего, так сказать, воспитанника не желаете? Он будет до безумия рад…

Нина желала, но с горечью понимала: период «Братьев Карамазовых» остался в прошлом, теперь она в «Анне Карениной».

— Передайте Илье Николаевичу, что я навещу его как-нибудь. Но только не в этот раз…

Да, всенепременно навестит: если опять окажется в литературном мире нужной эпохи!

Доктор Дорн снова встрепенулся, и Нина иронично произнесла:

— Или говорите все сразу, или уж молчите до самого конца.

Доктор, сверкнув пенсне, сказал:

— Берегите себя. Вы ввязались в крайне опасное дело…

— Но и вы ведь тоже, доктор Дорн! — ответила Нина. — Если это ваше подлинное имя: ведь у другого доктора Дорна это тоже, так сказать, всего лишь творческий псевдоним. И мой скотопригоньевский зонтик, кстати, можете оставить себе — я вам его дарю!

А через четыре дня к Нине наведался все тот же доктор Дорн, который сообщил ей:

— Ваши сведения подтвердились полностью. Мы напали на след главаря, была перестрелка на барже, что шла по Неве, на которой было полно динамита и которая во время завязавшейся перестрелки взорвалась и пошла на дно. Тело главаря не нашли, но он наверняка утонул…

— Ага, значит, этот взрыв, о котором в газетах писали как об ужасном несчастном случае, ваших рук дело! — заявила Нина, и доктор Дорн произнес:

— Не моих, а людей Ипполита Кирилловича, который на пути к высшим постам в империи. Я — всего лишь внештатный консультант его высокопревосходительства. За такое короткое время методики для определения таллия в телах усопших разработать не удалось, но эксперты не сдаются и рано или поздно презентуют ее. Однако дали результаты допросы некоторых особо впечатлительных представителей высшего общества, пользовавшихся услугами медицинского кабинета доктора Дорна, мир его праху…

— Графиня Нордстон? — спросила Нина, и доктор Дорн качнул головой, и она снова выдвинула гипотезу:

— Графиня Самовар?

— У вас, Нина Петровна, свои секреты, а у меня пусть будут свои. Странно только, что старая графиня Вронская еще на прошлой неделе крайне спешно покинула Россию, направившись, по слухам, аж в Южную Америку. И это в ее-то возрасте!

Он пристально взирал на Нину, а та, выдержав игру в «гляделки», ответила:

— Ну, раз у каждого свои секреты, то они могут быть и у графини. Жаль, что она не сможет почтить своим присутствием свадьбу сына.

И добавила:

— А… Каренин?

В этот момент раздался шум в прихожей, послышались возбужденные голоса, и в гостиную, где имел место разговор, влетела растрепанная младшая горничная (Нина подумала, что это стандартный литературный прием : если горничные, то всенепременно растрепанные , и обязательно влетают , желая сообщить непременно что-то важное ):

— Господи, Нина Петровна! Барина поездом задавило! Насмерть! Не ведаю, как Анне Аркадьевне об этом сказать?

И тут из недр комнат послышался беспокойный голос Анны:

— В чем дело, что за кавардак? Господи, вы почему держите в руках пальто Алексея Александровича — окровавленное?

Осталось так до конца и не выясненным, как Алексей Александрович оказался под колесами поезда, завершив свою жизнь так , как должна была вообще-то завершить его жена — если следовать роману Толстого.

Или, отравленная таллием, на кладбище — если следовать его собственным планам.

То ли самоубийство в преддверии неминуемого разоблачения и позорного судебного разбирательства, которое бы сделало его парией в обществе. То ли убийство руками бандитов, избавлявшихся от тех, кто мог их выдать.

То ли банальный несчастный случай.

Вероятно, какому-то члену семьи Карениных в любом случае было на судьбе написано сложить голову на рельсах: пол, по всей видимости, в отличие от фамилии , значения не имел.

Видимо, таков был фундаментальный закон этой Вселенной.

Нина все боялась, что смерть мужа подкосит Анну, что она, еще чего доброго, выкинет.

Однако Анна в самом деле на смерть супруга отреагировала крайне эмоционально, однако столь же быстро успокоилась после долгого разговора с доктором Дорном, открывшим ей глаза на кое-какие неприглядные стороны жизни покойного господина Каренина.

Нина настояла на том, чтобы имя покойного Алексея Александровича, ей крайне несимпатичного не только своими вампирьими ушами, но и душой убийцы, в грандиозном расследовании, потрясшем столпы высшего общества империи, руководил которым бывший у всех на устах Ипполит Кириллович, не упоминалось, а если все же и упоминалось, то по минимуму, без втягивания во всю эту грязную историю Анны и ее сына Сережи.

И будущей дочки Анечки.

А затем к Анне зачастил искавший утешения после свадьбы Вронского и сестры ее невестки Кити Левин — и Нина не удивилась, когда застала их в будуаре Анны целующимися.

Кажется, Анна готовилась из Карениной в скором будущем сделаться г‑жой Левиной. И нашла наконец того, кто смог бы одарить ее мужскими ласками.

Шло время, неделя за неделей, зиму сменила весна, настало и чрезвычайно жаркое лето. А Нина все ждала — где же она, дверь!

Миссия же завершена, шайка доктора Дорна раскрыта, он сам убит — или пропал без вести. Так отчего же она все еще здесь?

Нина пыталась понять, что от нее еще требуется. Свести Анну с Левиным — так это уже произошло. Спасти Анну при родах, ожидавшихся со дня на день? Ну, на это имелись опытные повитухи.

Или сойтись с доктором Дорном , который оказывал ей все более явные знаки внимания и которые она отвергала?

В один из таких июньских дней, прогуливаясь поздно вечером вдоль Невы, с которой дул легкий ветерок, и наслаждаясь периодом «белых ночей», Анна услышала цоканье копыт и заметила карету, остановившуюся около нее.