Дарья Донцова - Гиблое место в ипотеку

– Я? Беременна от Рытвина?

Потом заплакала.

– Папочка, увези меня отсюда, я даже с мальчиками никогда еще не целовалась, а про меня такое говорят.

Адвокат возмутился.

– Что у вас есть кроме слов Ирины? Нормальная женщина из окна не выбросится. У бедной девушки было психическое заболевание.

А у следователя и впрямь ничего нет, только рассказ жениха о звонке Ирины. Ну и оставили Флору в покое, так она поехала к парню, прикинулась несчастной козой, давай плакать:

– Как ты мог обо мне такое подумать!

Тот, бедняга, извиняться стал. Флора его в кино позвала развеяться. Роман наметился. И тогда Фил пошел к отцу и рассказал ему правду.

Он слышал весь разговор, но молчал, не хотел сдавать сестру. Флора звонила Ирине из магазина у метро. Филипп туда пошел за какими-то покупками, увидел сестру, она не одна была, а с их одноклассницей. Уж не помню, как подругу звали, вроде Аня или Таня. Простое имя. Брату стало интересно, с кем Флора беседует, он незаметно встал неподалеку и все слышал.

Петр Филиппович встретился с этой Аней-Таней, потом устроил дома разбор полетов. Флора попыталась применить свою обычную тактику:

– Ой, не помню, это не я, а Сонечка!

У психиатров, как правило, нечеловеческое терпение, Петр вызвал в кабинет Филиппа, тот в глаза сестре выложил правду. Разразился жуткий скандал, который за пределы дома не выплеснулся, но старший Зеленов тогда впервые понял: за Флорой нужен глаз да глаз, и нанял меня.

Надежда махнула рукой.

– Не стану перечислять, чего я от «Сонечки» натерпелась. Через неделю я решила сбежать от Зеленовых. Но потом поняла: пасовать перед Флорой нельзя, я не допущу, чтобы она меня под себя подмяла. Я же дипломированный психиатр, начала проводить свою политику и добилась некоторого успеха. Постоянно давала понять противной девице – она врет, нет у нее никакого раздвоения личности. С Ксюшей мы состояли в хороших отношениях, но не дружили. А с Филом…

Рассказчица замолчала, потом продолжила:

– У нас с ним начался роман. Самый настоящий, взрослый. У Зеленовых был дом за городом. Они там жили только летом. Остальное время особняк был закрыт, при нем имелся домик для гостей. Филипп потихоньку сделал дубликаты ключей от гостевого дома. Мне один раз в неделю давали выходной. Я после смены в клинике мчалась в Подмосковье, там меня уже ждал Фил. Мы были молодые, кровь кипела, я старше, да ненамного. Хорошо нам с ним было. Один раз занимаемся сексом, ничего вокруг не замечаем, и вдруг смешок:

– О-о-о! Чего брат умеет!

Меня как ошпарило, Филипп вскочил, даже не завернулся в одеяло. А в комнате Флора стоит, улыбается.

– Я обзавидовалась, какая страсть! Можно к вам третьей?

Филипп закричал:

– Тебя не звали, убирайся!

Наглая сестра даже не шелохнулась.

– Это не твой собственный дом. Общий. Когда хочу, тогда и приезжаю. Отказываетесь меня взять в свою компанию? Жаль. Значит, я уезжаю и направляюсь прямиком к родителям. Спасибо, Надька, что под Фила легла, наконец я от тебя избавлюсь.

И умчалась. Я представила, что отцу Петр Филиппович и Майя скажут и как потом папа мне вломит, и заплакала. Филипп на голое тело брюки натянул и за дверь.

У меня истерика приключилась, я долго рыдала, потом умылась, оделась и убежала, любовника не дождалась. Всю ночь не спала, боялась, что Петр Филиппович моему отцу позвонит. Но он не позвонил. На следующий день, холодея от ужаса, я после работы приехала к Зеленовым. А там! Милиция! Флора пропала, ночевать не пришла.

– Девушка не вернулась домой после того, как застала вас с Филом в пикантной ситуации? – уточнила я.

Надежда опустила голову.

– Да.

Я решила восстановить хронологию событий.

– Флора ушла, Филипп бросился за ней, а вы убежали?

– Верно, – еле слышно согласилась Огарева.

– Вы поехали домой, – продолжала я, – а на следующий день явились на работу к Зеленовым.

– Я не могла не прийти, – пояснила Надежда, – странно ведь, если вдруг, не предупредив, я брошу службу. Полночи придумывала, как отказаться, что сказать родителям Флоры, своему отцу. Потом решила, что самое лучшее честно признаться: не могу общаться с Флорой, у меня для этого не хватает ума и жизненного опыта. Отправилась к Зеленовым с твердой уверенностью, что увижу их всех в последний раз.

Надежда замолчала.

– Даже Филиппа? – спросила я.

– Да, – призналась Огарева.

– Почему вы решили порвать отношения с Флорой и ее родителями – понятно. Но Фил!

Надежда Васильевна отвернулась к стене.

– Он вас обидел?

Она покачала головой.

– Тогда почему? – не отставала я.

Огарева глубоко вздохнула и спросила:

– Он точно мертв?

– Стопроцентно, – заверила я. – Вы боитесь его?

– И да, и нет, – призналась Надежда, – я понимаю, что он болен, и не я его объект, но в случае с таким, как Зеленов, трудно делать прогнозы. Да, я не та, кого он захочет превратить. Но в тот день, когда… он… Флору… Я-то находилась с Филом. Как-то у него могло закрепиться в памяти мое присутствие, вылезти в момент стресса. Я с тех пор всегда беру отпуск с двадцать пятого мая и уезжаю куда подальше. На всякий случай. Береженого Бог бережет. Я бы так не боялась, первые пять лет вообще о нем не думала, а потом… фото нашла в почтовом ящике. Понимаете?

– Вообще ничего не поняла, – призналась я.

Надежда вдохнула, задержала дыхание, потом медленно выдохнула.

– Буду говорить совсем откровенно. Майя Алексеевна была плохой матерью, не знаю, зачем она детей родила. У меня создалось впечатление, что и Фил и Флора существовали, чтобы Майя могла жаловаться на загубленное из-за родов здоровье. Дети Зеленовых выросли с ущербной психикой. Уж не знаю, генетика или обстановка в семье так сработала. Флора с вывертом, но он был очевиден. С Филиппом дела обстояли сложнее. Он казался прекрасным человеком, спокойным, умным, воспитанным. И это на самом деле было так. Не один день прошел, прежде чем я поняла: у парня в душе черное болото гнева. Страшного. Такое всепоглощающее зло. У него было свое понимание добра. Филипп мог тихо сказать мастеру, который пришел чинить крышу в доме:

– У вас какая-то смертельная болезнь, немедленно идите к врачу, хотя навряд ли он поможет. Вам жить пару месяцев осталось.

– Часто он такое проделывал? – уточнила я.

– При мне два раза, – сказала Надежда. – Я возмутилась, сделала ему замечание.

Фил ответил:

– К врачу ему надо, пусть хоть немного полечат, не так больно умирать будет.

Мы с ним тогда поругались, я кричала, что он не врач и нельзя диагноз вот так, по внешности, ставить. Он пояснил, что видит в глазах человека печать смерти. Ну, не стану вам весь разговор передавать, важно, что случилось в конце. Филипп посерел, вскочил, как хлопнет кулаком по столу: