Барбара Мертц - Последний верблюд умер в полдень

— Я не приверженец этого новомодного увлечения психологией, — проворчал Эмерсон. — В худшем случае — это вздор, в лучшем — старый добрый здравый смысл. У тебя ещё не было возможности пообщаться с Аменит после её возвращения?

— Пока нет. Девушка не очень умна, Эмерсон, и я бы определённо не позволила ей участвовать в любом созданном мной заговоре. Она бы выдала себя, если б я не могла её остановить. Думаю, для неё лучше остаться в неведении относительно своей роли.

— Безусловно. Полагаю, что именно она предала Тарека.

— А я уверена, что именно она обнаружила, что прошлой ночью нас не было в комнатах. Сегодня она была подозрительно бодра для той, кому полагалось выпить вино со снотворным. Она, очевидно, предупредила Настасена или Песакера — вероятно, последнего, так как только у него хватает соображения, чтобы прийти к очевидному выводу: мы шляемся возле некоего члена оппозиционной партии. Если бы я отдавала приказы, то устроила бы засаду близ мест обитания всех, кого подозревала в союзе с Тареком, и, конечно, во дворце самого Тарека. Тот факт, что нас не подкараулили на пути назад, внушает мне надежду, что они не знают, как мы вышли из жилища.

— Или куда мы пошли?

— Молю Небеса, чтобы это было так. — Я смахнула слезу. — Бедный отважный ребёнок! Каким страшным ударом будет для неё эта новость, какие одиночество и страх завладеют ей! Если бы только мы могли общаться — сказать ей, чтобы держалась мужественно, верила в Бога и в нас!

— Не обязательно в таком порядке, — произнёс Эмерсон с очередной неудержимой улыбкой. — Не падай духом, Пибоди; мы сможем послать ей сообщение, когда Ментарит вернётся к нам.

— Если вернётся. Слава Богу, её не было с нами вчера на обратном пути; не исключено, что она до сих пор вне подозрений. Эмерсон, я думаю, что Настасен, судя по всему, не знает, что мы видели Нефрет. Иначе он бросил бы нам в лицо и это обвинение.

— Хорошее замечание, Пибоди. Как долго длятся смены Служанок?

— Пять дней. Я тщательно считала. Сегодня — второй день Аменит. Не думаю, что смогу выдержать ожидание, но полагаю, что должна. Если только не…

Эмерсон остановился.

— Если только не..? — повторил он.

Высоко в ветвях распевала птичка. Мы смотрели друг на друга — два великих ума, но с едиными мыслями.

— Ты можешь устроить это, Пибоди? — спросил Эмерсон.

— Что касается средств — да, конечно. У меня есть достаточный запас опиума, но мы же хотим не усыпить её, а просто сделать неспособной исполнять свои обязанности. Ипекакуана, пожалуй, — задумчиво промолвила я. — Пилюли Доана, настойка мышьяка [163] Ипекакуана — «рвотный корень», в больших дозах вызывает рвоту. Пилюли Доана — салицилат магния, могут вызывать расстройство желудка или сердечное недомогание. Ну, а о мышьяке и говорить не стоит. …

Эмерсон посмотрел на меня с беспокойством.

— Знаешь, Пибоди, порой из-за тебя мурашки бегают по коже. Я даже боюсь спросить, почему ты носишь с собой несколько смертельных ядов.

— Мышьяк очищает кожу и делает волосы гладкими и блестящими, мой дорогой — в малых дозах, конечно. Я не использую его, как косметическое средство, но он очень полезен для избавления от крыс и других паразитов, которые часто заводятся в местах наших экспедиций. Не бойся, я буду осторожна. Её недомогание должно выглядеть естественным. В противном случае подозрение падёт на нас.

Эмерсон не казался полностью убеждённым. И призвал меня не только быть поосторожнее с дозировкой, но и дождаться подходящего случая, а не «швырять всякий хлам ей в вино после полудня», как он выразился. Я заверила его, что не имела ни малейшего намерения действовать опрометчиво. Необходимо некоторое время, чтобы преодолеть плохо скрываемую неприязнь Аменит ко мне и найти подходящий способ применить лекарство.

Этот последний вопрос — возможность, как сказали бы опытные криминалисты — представлял некоторые трудности. Аменит не садилась за стол вместе с нами и в нашем присутствии не употребляла ни пищи, ни питья. Однако когда-нибудь и где-нибудь она всё же должна была есть.

Моя задача облегчалась тем, что Аменит так же стремилась говорить со мной, как и я — с ней. Я твёрдо знала — как если бы сама присутствовала при встрече — что во время своего отсутствия она обсуждала происшедшее с Настасеном и Верховным жрецом Аминреха. Возможно, она также просила за Реджи (я ещё не уверилась в искренности её чувств к нему), но основной целью, очевидно, было узнать, как ей действовать сейчас, когда положение изменилось так резко. До разоблачения и пленения Тарека его влияние обеспечивало нам доброжелательное отношение. Теперь бархатную перчатку сбросили, и железная рука Настасена держала нас мёртвой хваткой. Пока Тарек оставался на свободе, смертельные пальцы не могли сокрушить нас, но я была уверена, что, если его схватят, мы вскоре присоединимся к нему в сырых, тёмных подземельях брата, и одним лишь Небесам известно, какие ужасающие муки предстоит вытерпеть перед столь же ужасающей смертью, которая освободит нас.

Мои усилия остаться с Аменит наедине, а её — поговорить со мной, были разрушены неожиданно комической ситуацией. Солдаты, обыскивавшие дом, отказались покинуть его. Я едва ли могла выступать с обвинениями, потому что, как и они, знала альтернативу, ожидавшую их, но ими овладевало всё большее безумие, и во второй половине дня они уже путались друг у друга под ногами, обыскивая места, где уже искали десятки раз, и изучая такие смешные тайники, как рюкзак Реджи и пруд с лотосами, непрестанно тыча в них своими копьями. Когда один из них перевернул сундук с бельём, который слуги до этого уже три раза укладывали, Аменит вышла из себя и стала кричать на солдат. Они отказались выполнять её приказы, поэтому она выбежала и ненадолго исчезла. Пока её не было, один из мужчин внезапно рванулся в сад и перелез через стену. Думаю, и другие последовали бы его примеру, если бы не услышали последовавшие за этим крайне неприятные звуки. Если бы я и сомневалась, что наше жилище хорошо охраняется снаружи, эти сомнения теперь полностью развеялись.

Повернувшись к ближайшему человеку, чьё лицо стало болезненного зеленовато-коричневого цвета, когда он услышал крики, удары и стоны из за стеной, я тихо сказала:

— Вот как ваш хозяин вознаграждает за верную службу? И это — справедливость ( Маат; лит. — правда, правильное поведение )? И что он совершит с вашими жёнами и детьми, когда вы…

Но тут Эмерсон схватил меня за руку и потащил прочь.

— Господь Всемогущий, Пибоди, разве у нас мало неприятностей без того, чтобы ты ещё сеяла крамолу?

— Крошечное семя подстрекательства к мятежу может принести богатые плоды, ответила я. — В любом случае, стоило попробовать.