Наталья Александрова - Украшение китайской бабушки

Надежда никогда не была в китайском городе Сиане, а малую часть терракотовых воинов видела в Москве, на выставке. В Париже она была и узнала во сне площадь Согласия, и Елисейские Поля, и сад Тюильри, и Эйфелеву башню. Терракотовое воинство шло с глухим грозным топотом, и Надежда проснулась.

«Приснится же такое, — удивилась она, — наверное, бабушкин дневник навеял. Там много написано про Китай и про Париж…»

Она взбила подушку и улеглась поудобнее, но сон не шел. Ну просто ни в одном глазу!

Поворочавшись еще минут двадцать, Надежда встала и пошла на кухню. Выпила водички, поглядела в окно на темный двор. Потом завернулась в теплый халат и достала из ящика тетрадку.

«…Я шла по улицам не разбирая дороги. Мною владели странные чувства — страх, что проклятие, заключенное в браслете и уже принесшее смерть Полю, навис теперь надо мной, и вместе с тем радость от того, что браслет вернулся ко мне. Я уже стала чувствовать его частью себя, важной частью… Нет, я стала чувствовать, что отвечаю за этот браслет перед какими-то высшими силами.

Так довольно долго я шла куда глядели глаза, точнее — куда несли меня ноги, пока не остановилась, чтобы оглядеться и понять, где нахожусь.

Рядом со мной громоздилась мощная приземистая махина церкви Сен-Эсташ, чуть дальше сновали плечистые носильщики с ящиками и корзинами, гремели по булыжной мостовой тележки торговцев — это жил своей шумной и беззастенчивой жизнью рынок Ле Аль, знаменитое чрево Парижа.

Я свернула, чтобы обойти это грязное и опасное место, и тут навстречу мне шагнул тщедушный господинчик в поношенном костюме, удивительно похожий на драного облезлого кота, обитающего на городской свалке. Наглый вороватый взгляд, которым он, казалось, мгновенно раздел меня, самоуверенные вульгарные манеры, жалкая щеточка усов над верхней губой — все говорило о том, что это один из мелких жуликов, обитающих в окрестностях рынка. Мелкий хищник, однако весьма опасный.

— Мадемуазель, не желаете ли купить порцию кокаина? — проговорил он наглым гнусавым голосом. — У Гастона есть самый лучший очищенный кокаин…

— Нет, мне ничего не нужно, — ответила я раздраженно и попыталась обойти его.

— А может, мадемуазель предпочитает опиум? Гастон знает тут неподалеку отличную курильню! Гастон проводит вас туда за пару су! Вы не пожалеете.

— Нет, ничего не нужно! Пропустите меня!

— Зря вы отказываетесь! Гастон может помочь вам в любом деле, Гастон может продать и купить все, что угодно!

И тут мне в голову пришла неожиданная мысль.

Антиквар с улицы Пасси вернул мне китайский браслет, почувствовав исходящую от него опасность. А что, если сбагрить браслет этому жулику?

— Я ничего не хочу покупать, — проговорила я, пристально глядя в глаза жулика. — А вот продать кое-что я бы хотела.

Гастон тут же приосанился, превращение из продавца в покупателя придало ему веса в собственных глазах. Он подкрутил свои жалкие усики и промурлыкал:

— Ну, покажите, что у вас есть! Небось какая-нибудь дрянь, не стоящая внимания.

— Отчего же дрянь? — Я достала сверток, развернула бумагу и показала жулику браслет.

Его маленькие наглые глазки вспыхнули хищным огнем, который он тут же притушил, чтобы сбить цену.

— Ну, мадемуазель, если вы хотите убедить меня, что это — настоящее золото, так вы не на того напали. Гастон понимает толк в настоящих вещах! Это — накладное золото, американская работа. Так и быть, я заплачу вам за него пять франков.

Он уже потянулся за браслетом, но я отдернула руку.

Мне живо представилось, как его сальные руки с грязными ногтями коснутся Кольца Змея, как он положит священный талисман в свой грязный карман — и на меня накатила волна отвращения. Нет, только не это! Поль перевернется в гробу!

— Хорошо, мадемуазель, пусть это будет семь франков! — не сдавался жулик. — Исключительно по доброте душевной! Семь франков, и я добавлю вам немного кокаина!

— Нет, нет! — Я снова завернула браслет в бумагу.

— Ну, так и быть — десять франков! Это разорит меня, но таков Гастон — он щедр и благороден! Десять франков! Это прекрасное предложение! Я по глазам вижу, что вы согласны!

— Нет, я передумала продавать его! — Я сунула сверток за пазуху и отступила в сторону.

— Нет, мадемуазель, так дела не делаются! — С лица жулика сползла угодливая улыбка, глаза стали злыми и колючими, кошачьи усы встали дыбом. — Гастон — не какой-нибудь, у Гастона есть достоинство! Его нельзя водить за нос! Если не хотите по-хорошему продать мне свой браслет, отдадите его даром!

Он сунул руку в карман и тут же вытащил ее.

В руке Гастона блеснуло лезвие опасной бритвы.

— Отдавай браслет, сучка! — прошипел он и двинулся ко мне.

Все это произошло так быстро, что я не успела ничего сделать, не успела даже толком испугаться. Я переводила взгляд с лезвия бритвы на маленькие злые глазки Гастона, как вдруг из-за угла с жутким грохотом выкатила телега, запряженная двумя могучими першеронами. Телега эта была нагружена ящиками с овощами, которые везли на рынок. Возница, длинноусый бретонец, дремал на передке, сжимая в руках вожжи. Вдруг переднее колесо телеги попало в выбоину мостовой. Першероны дернули, возница от толчка проснулся и, спросонья не разобравшись в ситуации, принялся понукать лошадей:

— Что встали, ленивые черти? Нам осталось совсем немного, вон уже виден рынок!

Лошади рванули вперед с новой силой, застрявшее колесо отвалилось, телега накренилась, и ящики с капустой и кабачками полетели на мостовую. Я успела вовремя отскочить, но Гастон стоял спиной к телеге и не заметил угрозу. Один из ящиков пролетел рядом с ним, и крупный кочан капусты ударил жулика по голове.

Гастон вскрикнул, выпучил глаза и свалился на брусчатку. Я не стала терять времени, резко развернулась и бросилась наутек, остановившись только возле самого дома.

День или два прошли в тревоге и колебаниях, но потом меня снова остановил на улице прежний человек — тот самый, который угрожал мне расправой, если я не отдам ему браслет.

Он очень испугал меня, и я уже думала отдать ему Кольцо Змея, но той же ночью мне явился во сне Поль. Он был печален и подавлен, и он сказал мне, что, если я отдам тому человеку браслет, жизнь Поля окажется потерянной напрасно и он будет обречен на вечные страдания.

Утром я долго лежала, не зная, на что решиться. И вдруг я поняла, что есть только одно место, где я смогу укрыться от того человека, лишь одно место, где он меня не достанет.

Это было неожиданно и безрассудно, однако в тот же день, сама не знаю как, я оказалась в приемной эмиссара большевистской России.

Это оказался нервный, чем-то напуганный человек лет пятидесяти.