Анастасия Краун - Экзопулус вздымает волны

Возможно, данному монологу мировые политики аплодировали бы стоя, но пана Вишцевского он ввел в необъяснимый ступор. Трудно было понять, что из вышесказанного дошло до него, он продолжал стоять на месте, замерший, с отсутствующим взглядом, изредка покачиваясь из стороны в сторону. В пустующем холле распространялась странная, почти хрустальная, тишина — острая, нервная, цепкая.

— У меня что-то голова сильно болит… — пробормотал Эрнест Львович. — В общем, у вас хорошая, интересная позиция… А чем занимается ваш немногословный друг?

— Я — талантливый арт-критик, — провозгласил Феня.

— Именно так, Парфений очень долго и глубоко изучал искусство, и у него действительно способность видеть суть идеи, которое недоступно к осмыслению многими. Ведь для кого-то посильно узреть лишь оболочку, поверхностную и легкомысленную…

— Хорошо, хорошо, не надо больше, не надо, я понял… — взмолился Вишцевский. — В общем, завтра приходите к десяти. Я буду только к вечеру, но будут все остальные сотрудники… Они вас введут в курс дела… разберетесь… Я вечером все проверю тогда…

— Большое спасибо, Эрнест Львович, — Макс горячо пожал ему руку, — завтра мы будем здесь без опозданий. Обязательно.

Прощание, к великой радости директора Вишцевского, было недолгим, что позволило ему, наконец, устремиться к своему кабинету, во власть неизменно беспечального Вакха [11] Вакх (Бахус, Дионис) — в мифологии бог вина и веселья. , не забывающего частенько преподносить завидные подарки, которые в последнее время Эрнесту Львовичу определенно приходились по душе.

Макс же, очутившись на улице, внезапно почувствовал себя персонажем, волею судьбы или в рамках эксперимента таинственного режиссера перемещенным в неизвестный фильм, из-за чего недавно знакомые улицы и дома становились похожими на нереальные, плохо проработанные, модели. Он неуклюже присел на единственную ступеньку галереи, обдуваемый свежим ветром, и вскоре ощущение полной разбитости стало вытесняться странной усталой радостью стайера, в изнеможении осилившего последние метры, утопающего, в последнюю минуту зацепившегося за проплывающий мимо баркас. Феня стоял рядом и озабоченно наблюдал.

— А ведь мы прошли первый тур, Феня, мы в игре, — засмеялся Макс. — Теперь все будет легче.

— Извините, можно пройти? — раздался сбоку голос.

— Конечно! — Макс подскочил и пропустил вышедшую из стеклянных дверей галереи девушку лет двадцати с красно-рыжими волосами, заплетенными в тугую косу, доходившую ей до пояса.

Девушка, одетая в прямое спортивное платье черного цвета и кроссовки, проворно обшарила содержимое своей небольшой разноцветной сумочки и пристально посмотрела на Макса:

— Сигарета будет?

— Нет… к сожалению… — озадаченно ответил Макс.

— Черт! — девушка взвизгнула и гневно захлопнула сумочку.

— Может, вам чем-то помочь?

— Ничем, спасибо, — юная незнакомка спустилась со ступеньки и бодро направилась в сторону метро.

На секунду застывший Макс спрыгнул на тротуар и крикнул вслед:

— А вы здесь работаете? Выставка же закрыта сегодня.

Девушка обернулась:

— Именно.

Макс пробежал вперед:

— И мы тут тоже работаем. С завтрашнего дня. И как тут?

— Дурдом.

— Почему?

— Потому что. Ладно, мне пора! — Хрупкая фигура, удаляющаяся быстрым нервным шагом, вскоре исчезла в толпе прохожих.

Феня, негромко постукивая тростью, с которой так и не смог расстаться в магазине аксессуаров, подошел к Максу, слегка прикоснувшись к руке.

— Да, Феня, — задумчиво произнес Макс, — похоже, в этой галерее все далеко не так просто.

Часы показывали уже пятнадцать минут второго, галерея была открыта более трех часов, однако особых посетителей в ней не наблюдалось. По широкому холлу, его коридорам и ответвлениям прогуливались лишь несколько студентов художественных училищ и пожилая пара, на лице которых отображалась явная скука.

Конечно, можно было бы списать это на будний день и всеобщую занятость, однако, по словам Елисея, одного из сотрудников данного заведения, такую ситуацию можно было лицезреть практически ежедневно — галерея переживала далеко не лучшие времена и была не в особой чести у художественного мира. Именитые художники и скульпторы заглядывали сюда редко, менее именитые особую публику не собирали, и выставки особым успехом не пользовались.

Елисей вообще оказался разговорчивым малым, хотя и не особо умел слушать других, но Макс воспринял это как плюс, помня о не самом впечатляющем разговоре с директором на тему дизайнеров Италии. Говорил Елисей довольно сбивчиво и нервно, зато из него можно было выудить много полезной и не очень информации.

В частности, выяснилось, что два года назад он с отличием окончил «сурок» [12] Московский государственный академический художественный институт имени В.И. Сурикова. , специализируясь на станковой живописи [13] Станковая живопись (буквально — живопись, созданная на станке (мольберте)) — род живописи, произведения которого имеют самостоятельное значение и воспринимаются независимо от окружения. Поверхность, на которую наносят изображение, является нестационарной и не утилитарной, в отличие от декоративной и монументальной живописи. Изображения выполняются на картоне, бумаге, шелке или холсте. Итоговое произведение станковой живописи — это картина. . Столкнувшись с главной проблемой выпускников заведений подобного рода — проблемой трудоустройства, безудержный с юных лет романтизм стал в нем постепенно угасать, и главному вопросу «Что же делать дальше?» уже долгое время не находилось мало-мальски удовлетворительного ответа.

Найдя приют в галерее «Артекториум» в позиции младшего сотрудника, почти всю свою не особо внушительную зарплату он тратил на приобретение красок, холстов, кистей и прочих материалов. Все вечера, плавно переходящие в ночи, были посвящены написанию новых картин и отправке фотографий своих работ интернет-сайтам, но заинтересованные клиенты по-прежнему оставались редким явлением.

Кроме него в галерее обитало еще несколько сотрудников, и, судя по описаниям Елисея, получалось примерно следующее:

— Ефим Иосифович Кожедубов-Брюммер — историк искусств, доктор искусствоведения и автор научных статей, находился в галерее в должности аналитика по современному искусству, которое ненавидел больше всего на свете, считая большую часть его представителей примером вырождения таланта и отсутствия вкуса. В свои семьдесят восемь лет Ефим Иосифович был активным (иногда даже слишком) и очень принципиальным, поэтому всегда находил повод напомнить о своем мнении по любому вопросу, по делу и без дела, полностью оправдывая свою фамилию [14] Одно из разговорных значений немецкого слова Brummer — ворчун, брюзга. .