Валерий Смирнов - Гроб из Одессы

В первой половине дня Игорь вёл себя гораздо нормально. Зато вечерней порой прямо-таки преображался из себя, хотя клыки из его рта на морду не лезли, Волк вместе с корешами наводил шорох на улице и при этом чувствовал себя королём хутора только потому, что ему никто ещё серьёзно не набил морду. Чем теснее жались прохожие до стен при встрече с этой компанией мальчишей-плохишей, тем наглее они себя чувствовали. И пугали всех подряд разными металлическими железками, потому что внутри себя бздели против настоящей силы не хуже других. А когда вечерами до их фарта попадалось мало прохожих, это шобло одесситов в первом поколении ломало скамейки на бульварах и мазало краской скульптуры, если не отбивало им куски конечностей.

Зато утром Игорь преображался из Волка до Ромео и клеил подруг по всему городу от своей необъятной любви. Тёлки часто отвечали Игорю взаимностью, потому что морда у него была прекраснее мусорного бака и он складно наловчился гнать подряд красивые слова. Игорь пёрся со своей очередной любовью на природу, постоянно объясняясь ей во внезапно вспыхнувших чувствах, сравнивая тёлку со звёздами, цветами, птицами, рыбами и певицей Понаровской. При этом божился, что такие сильные чувства нахлынули на него впервые и тащил разомлевшую подругу в гущу кустов парка Шевченко. Дальше всё было делом накатанной техники. Пылающий от страсти Волк стаскивал с тёлки джинсы и ставил её в наиболее подходящую для природы позу, чтобы девушка не простудилась голым задом от грязной травы. А потом по-быстрому хватал её джинсы и тикал с такой скоростью, будто эта подруга имеет шанс превратиться в волкодава и гнать за ним пусть без трусов, но зато сильно быстро.

Так если не все Игори такие волки, разные девушки тем более не всегда имеют интересы сбегать на блядки в парк культуры и отдыха, хотя, как утверждают знатоки, танцплощадка «Огни маяка» была построена именно для этих целей, если не считать подраться. Некоторые тёлки наотрез отказывались топать за Игорем в кусты, а тем более добровольно снимать джинсы. Несмотря на такое неконтактное поведение, Игорь не действовал силой и даже не пытался намекать за любовные действия, при которых джинсы на попе сексу не помеха. В этих случаях Игорь с нездешней силой продолжал гнать пену насчёт своих высоких чувств, сравнивая свою любимую не то, что с какой-то Понаровской, а с самой многостаночницей Дарией Петровной Синициной, украшающей своим изображением доску Почета Жовтневого района города-героя. И в конце концов раскалывался: если новое свидание не состоится, так он с горя может наложить на себя не только руки, но и могильную плиту на любом из кладбищ, потому что имеет блат даже там. А чтобы девушка не передумала прийти до него в назначенный день, он, шутя, снимал с неё одну из сережек и торжественно обещал поставить это золото назад в ухо во время следующего свидания.

И хотя на следующее свидание перлись без традиционных опозданий все любимые Игорем тёлки поголовно, но своего Ромео они хрен могли найти в назначенном месте, даже если бы вооружились перископом на подведённых глазах вместо презервативов в сумочке и одной сережки в ухе.

Игорь понимал, что с этим делом рано или поздно придётся завязывать, но он решил для себя: лучше позже, чем никогда. И продолжал вести себя так, с понтом решил поснимать сережки и джинсы с одесских тёлок по второму разу. В глазах своей компании Игорь выглядел настоящим мужчиной не только благодаря своим увлечениям, но и потому, что умел упорно бить ногами по бульварной скамейке, пока она не поломается, а также громко гнать матюки среди ночных улиц. Хотя реализацией джинсов и сережек занимался в тайне от своей банды «Чик-чирик», чтобы не делится добычей. А божий одуванчик [125] божий одуванчик — пожилой человек барыга мадам Степовая, которая в своё время уверенно гоняла на гоп-стоп, скупала у Волка товар на корню и при этом не задавала дурных вопросов: где он находит столько одноухих джинсовых тёлок? Волк себе спокойно пёрся домой и копил деньги в ящике стола на покупку мотоцикла «Ява», чтобы гонять среди города и вырывать сумки из рук разновозрастных невест.

Вот такого мальчика, круче которого, по мнению лохов, бывают только яйца, дёрнул среди улицы для разговора выставленный гражданин Бесфамильный.

Бесфамильный окончательно догнал, что ментам легче завести на него уголовное дело, чем найти пропавший бриллиант на кольце. Он расстроился будто на дворе ещё не лето, а до него уже приехали родственники и вместо ласкового солнца постоянно светит только 119-я статья. Тем более, что жена всю дорогу выматывала у Бесфамильного остатки нервов, желая ему поскорее стать похожим на того золотого сувенира, под который у Бесфамильного выгребли её бывшую собственность. И Бесфамильный, регулярно смотревший «Следствие ведут знатоки», почему-то решился не поехать до Москвы, куда постоянно вёз свою головную боль советский народ по любому поводу, а обратиться до малышей-плохишей со своего хутора.

— О чём речь, дядя, — не показывал радости за немножко заработать Волк. — Моя бригада способна до многого. Мы устроим им резиновые морды. Мы сделаем их похожих на лебедей: посадим голыми жопами в мокрую воду. Мы такие грозные, самые коневые [126] конёвый — пользующийся авторитетом в определённой среде на том хуторе. Они принесут вашу блямбу [127] блямба — синяк, вещь в зубах, дядя, век свободы не видать, и будут громко плакать.

Плохиши сходу выяснили у Бесфамильного, кто подвёл до него такого клёвого клиента, что на его запах неприятности слетаются безо всякого вызова и попёрлись на ипподром выяснять отношения с букмекером Менакером. При этом плохиши чувствовали себя настоящими защитниками угнетённого народа и свято верили, что идут защищать справедливость, с понтом им выпала честь таскать при себе не финки и кастеты, а чекистские ксивы.

Волк со своими хулиганами, которые поканывали за блатных только в перепуганных глазах Бесфамильного, припёрся до лошадячих бегов у самом разгаре этого события. Судья шваркнул в колокол, компьютеризованная система АСУ-тотализатор сделала из себя нерабочий вид, а кассиры вместо того, чтобы продолжать принимать бабки у толпы, посылают многочисленных игроков дальше их поганых ставок. Так если государство не хочет дополнительно заработать и составить конкуренцию букмекеру Менакеру, тот как раз хорошо себе понимает, что это государство способно конкурировать с частным сектором только в одни ворота. У Менакера нет кассиров, программок, этой самой АСУ-сосу и даже подков до рвавшихся к победе лошадей при низкорослых жокеях. Зато в отличие от государства у него голова в шляпе на плечах, а не то, что в штанах лежит на седле, и главное — букмекер всегда отвечает деньгами за свои действия перед советскими гражданами. Поэтому Менакер спокойно принимает ставки у опоздавшей до касс толпы, а потом безо всякого компьютера и квитанций раздаёт выигрыши, не намекая тут же заполнять декларацию за доходы.