Тамара Лисицкая - Двенадцать

— Никто, — Макс вдруг улыбнулся. — Для таких дел свидетелей не приглашают. Хотя в следующий раз я тебя с собой обязательно возьму… Тебе посмотреть не помешает…

И он отвернулся, подошёл к телу, присел. Я старалась не смотреть в его сторону, кусала губы и пыталась справиться с дрожью. Меня трясло, как неваляшку.

— Знаешь, чем её подожгли? Ну, посмотри сюда, дорогая, мёртвых не надо бояться. Я вот живой, но куда хуже… Знаешь, чем её подожгли?

Я посмотрела через плечо. Макс сидел рядом с грудой чёрного и держал в руке полусгоревший школьный журнал.

— Вот он, фитилёк… Какой принципиальный у нас маньяк… Мог просто зажигалкой чиркнуть… А может, у него зажигалка была позорная, дешёвая, застеснялся дамы…

Хватая ртом воздух, я вышла в коридор. В коридоре всё ещё рыдал подросток-поджигатель.

— Это не я!!! — заорал он, увидев меня.

— Я верю, верю, успокойся… — удивительно, откуда у меня брались силы кого-то успокаивать.

— Она сама виновата!! Её знаете, как ненавидели!!!

— Когда ты увидел, что она горит?

— Не знаю, не помню!! Это не я!!

— Кто мог сделать это?

— Не знаю!!

Я отправила школьника вызывать милицию. Кстати, я собиралась остаться и честно поговорить с представителями охраны порядка. Я не чувствовала себя виноватой, но, безусловно, всё это было странно и страшно.

Макс раскрыл окно в кабинете и сейчас рассматривал что-то на улице.

— Иди, красавица, полюбуйся! Тут есть кое-что интересное. Только пошустрее, плиз…

Стараясь не смотреть на тело, я поковыляла к окну. Прямо под подоконником на стене болталась штука, в которой ремонтники перемещаются по стенам. Такая строительная кабинка на тросах.

— Ты улавливаешь мою мысль? — Макс радостно выбросил бычок в окно. — Вот он, путь убийцы… Это безжалостное животное подрабатывает маляром! (перегнулся через подоконник так, что я увидела его подошвы)… Маляром-абстракционистом. Там, на стенах, такой Малевич!

— Макс, я отправила школьника за милицией.

— Правильно сделала, хоть и поспешила. Мы ещё не всё успели. Стань сюда!

И он снова схватил меня за локоть и потащил к телу. Я брыкалась и орала. Мне было страшно даже видеть останки, а уж стоять рядом! Хватит с меня воспоминаний о внутренностях Андрея Лагунина!

— Сидеть! — рука у Макса была горячая и железная, он дёрнул меня вниз и прижал к ковру рядом с чёрным пятном. — Ах, сволочь! Я готова была вскочить и казнить его на месте, но вдруг… под ногами сгоревший журнал, открытый. Журнал сильно подкоптился, нижняя часть — до «Л» — выгорела… Прямо на меня смотрели, виляя чернильным хвостиком, ФИО «Лагунин Игорь Андреевич».

— Умница, теперь улыбнись! — Макс щёлкнул «мыльницей».

— Макс, тут фамилия «Лагунин»! — я протянула журнал.

— Вот она, представительница самой читающей в мире страны! Даже стоя у трупа, она ищет глазами знакомые буквы… Хватай журнал, читательница, и делаем ноги!

— Но ведь это вещдок!

— Не расстраивайся, милиция в скором времени должна выйти на нас. Тогда и отдадим.

Я хотела объяснить этому ненормальному, что за такие дела милиция нас заподозрит и арестует, но вдруг поддалась. Ещё не совершив кражу ценного предмета с места преступления, я уже ощущала себя преступницей. В таком деле стоит только начать…

Задыхаясь, мы мчались по лестнице вниз. Школа молчала. Зло и подозрительно молчала школа. И если бы только на нашем пути возник какой-нибудь школьный организм, сердце бы моё не выдержало. Слишком страшно всё это было, оголтелый ужас смешался с инстинктами, сзади была смерть…

Мы ввалились в машину, и Макс тронулся, по-моему даже не выжав сцепление.

— Время есть! Как раз написать успеешь! — Макс с радостным возбуждением занялся нарушением правил. — Лора, у тебя просто криминальный талант!

Я молчала, старалась не думать о сгоревшей Брониславе Брониславовне Брочек, лучшем учителе, активно печатавшейся и отстаивавшей права и интересы молодых. То, что мы снова ехали в «Вечерку», несколько угнетало меня. Как будто я не просто усугубляла свою непонятную вину, но и окончательно подписывалась под собственным приговором. Если бы не активность Макса… Если бы не Макс… Что бы я тогда делала? Всё закончилось бы ещё в офисе у Лагунина. Увидев его труп с микрофоном, я сошла бы с ума и болталась бы где-нибудь в психушкиных коридорах… Господи, я теперь точно никогда не смогу жить нормально… Господи! Что же это такое? Почему я? Господи!!!

Ладно, «Вечерка» так «Вечерка».

Инга Васильевна встала из-за стола, увидев меня.

— Неужели снова? — спросила она с непонятной интонацией. Не то чтобы она радовалась… Но и сильно огорчённой назвать её было нельзя.

— Снова! Где наши производственные мощности? — заорал Макс, наваливаясь на редакторский стол.

Инга Васильевна, не спуская с меня глаз, набрала номер и сказала в трубку:

— Организуйте компьютер и снимите с первой полосы материал о выставке… Действуйте по ранее оговорённому плану. Зелёную дорогу. Второе убийство…

Макс вышвырнул меня в коридор. За дверью уже топтались сотрудники, со странной уважительностью расступившиеся передо мной.

Потом мы приехали в редакцию к Лёве. Макс высадил меня и умчался. Я долго соображала, к кому идти сначала — к Рушнику с заявлением о том, что задание провалено, или к Лёве с объятьями и в поиске утешения.

Пошла к Лёве и обнаружила Рушника. В кабинете у шефа было совещание, все редакторы отделов сидели, — лица ответственные, волевые и внимательные, — строчили указания. Лёва раскачивался в кресле и держал макет журнала. Увидев меня, редакторы заметались взглядами. Заулыбались. Лёва поморщился и нажал кнопку спикерфона:

— Лена, ты уволена…

— За что, Лев Петрович? — голос Лены в динамике был грустным.

— Посторонним входить ко мне во время совещания воспрещается…

— Но… — Лена замялась. Она думала, что я не посторонняя.

Лёва вдруг побледнел.

— Дорогая, — сказал он мне вежливо, — есть ситуации, когда вторжение людей, не участвующих в процессе создания журнала, выглядит невежливо.

— Конечно. — согласилась я и почему-то сползла по стенке вниз. — Есть такие ситуации. Но, во-первых, я участвую в процессе… Пытаюсь. Во-вторых…

Я посмотрела на редакторов — они внимательно наблюдали за мной, — нашла Рушника.

— Я не справилась с поставленной задачей Николай Игоревич… Лучший учитель был убит за полчаса до нашего приезда…

Редакторы открыли рты. Рушник вскочил и стал поднимать меня, неуклюже хватая тонкими лапками за локти.

Лёвины глаза потемнели.

— Совещание переносится на завтра, — сказал он, наконец. — Прошу оставить нас одних… И вы, Николай Игоревич, останьтесь…