Кирил Бонфильоли - Не тычьте в меня этой штукой [litres]

– Еще бы, легко. Только вчера я был претенциозным «кунсткеннером» с богатым папочкой – за всю свою жизнь я заработал на истории искусства едва ли сотню долларов. А сегодня я сам – сотня миллионов долларов, плюс-минус те несколько, что достались Иоанне; такие деньги в наших краях из тюрьмы вытащат кого угодно. Я не хочу сказать, что они идут на взятку или как-то – их нужно просто иметь. О, вы хотите спросить, как я здесь оказался? Тоже легко – я прилетел около полудня на ранчо, чтобы организовать вывоз остатков: они отправятся в путь, как только с ними покончит полиция. Фамильный мавзолей в Вермонте; хорошо, что сейчас лето – зимой почва там промерзает так, что вам просто затачивают один конец и вгоняют в могилу кувалдой, ха ха.

– Ха ха, – согласился я. Мне папа мой тоже никогда не нравился, но я бы ни за что не стал говорить о нем «остатки» на следующий день после кончины.

– Полиция на ранчо прослышала о «роллзе» и э-э… другом авто в одной куче, а потом им сообщили, что вас задержали. К тому времени там уже околачивались два парня из ФБР или какой другой федеральной конторы; вскоре после они уехали – сказали, что сюда. Я двинул за ними, как только со всем разобрался – на тот случай, если они натворят глупостей. То есть, я же знал, что человек с вашими взглядами на Джорджоне совсем гадким быть не может, ха ха. Ну да, еще бы – я знаю вашу работу, каждый месяц читаю «Бёрлингтонский журнал», это программное чтение. В смысле, например, действительно нельзя до конца понять достижений Мондриана [195] Пит Мондриан (1872–1944) – нидерландский живописец, создатель «неопластицизма» – абстрактных композиций из прямоугольных плоскостей и перпендикулярных линий, окрашенных в основные цвета спектра. , если не знать, как путь ему вымостил Мантенья [196] Андреа Мантенья (1431–1506) – итальянский живописец и гравер; его искусство отличается строгой архитектоникой композиции, чеканностью форм, сильными ракурсами, иллюзионистическими эффектами. .

Я тихо давился.

– И кстати, – продолжал он. – Я полагаю, вы везли моему отцу некое полотно. Не скажете, где оно сейчас? Наверное, теперь оно тоже мое?

Я ответил, что, наверное, да. Само собой, испанское правительство придерживалось, видимо, иной точки зрения, но они убеждены, что и Гибралтаром владеют, не так ли?

– Оно в «роллзе», вшито в обивку. Боюсь, вы столкнетесь с некоторыми трудностями, его извлекая, но, по крайней мере, оно сейчас в безопасности, нет? Да, кстати, есть еще кое-какие кассовые формальности, до выполнения которых ваш отец не дожил.

– О?

– Да. Вообще-то как бы пятьдесят тысяч фунтов.

– Не слишком ли дешево, мистер Маккабрей?

– Э-э, видите ли, старине, который его умыкнул, уже заплачено. Пятьдесят кусков – это, собственно, только мой «пурбуар» [197] Чаевые (искаж. фр.). .

– Понял. Что ж, где и как вы их желаете? Швейцарский банк, номерной счет, я думаю?

– Батюшки, нет, конечно. Я содрогаюсь, представляя, как они там лежат во всем этом шоколаде, сыре «грюэр» и Альпах. Как по-вашему, вы не могли бы перевести их мне в Японию?

– Само собой. У нас есть фирма разработчиков в Нагасаки; мы вас привлечем как э-э… консультанта по эстетике с контрактом на пять лет, скажем, и окладом 11 000 фунтов в год. ОК?

– Шесть по десять меня устроит так же славно.

– Договорились.

– Большое спасибо.

Он бросил на меня такой честный взгляд, что я чуть не поверил, будто он это всерьез. Нет, конечно. То есть, он не жалел мне пятидесяти тысяч – он был богат недостаточно долго, чтобы жадничать с деньгами. Нет, я имею в виду другое: совершенно ясно, что в его спецификации я уже не вписывался множеством разнообразных способов, и соизволение мне жить дальше в его программу входить никак не могло. Здравые взгляды на Джорджоне не подразумевали привилегии оставаться в живых: я же могу протянуть еще много лет – на горе себе и в обузу другим.

Мы продолжали болтать.

Похоже, он не очень много знал о процессе подкладки – вообще-то удивительно для авторитета по модернизму, если вдуматься: средняя картина модерниста требует внимания уже через пять лет после того, как просохнет краска; а многие и вообще начинают трескаться и шелушиться задолго до этого срока.

И дело не в том, что они бы не могли выучиться правильным методикам, если б захотели; мне кажется, все потому, что подсознательно они стесняются: вдруг потомки увидят их творения.

– А вы уверены, – спрашивал Крампф, – что этот э-э… процесс не повредит картине?

– Послушайте, – наконец не выдержал я, – картинам вредят не так. Чтобы тщательно повредить картину, вам нужна дура-домохозяйка с тряпкой и нашатырным спиртом, или денатуратом, или хорошей фирменной жидкостью для чистки картин. Можно порезать картину на ленточки, и хороший подкладочник и реставратор вернут ее в исходный вид – чихнуть не успеете. Помните «Венеру Рокеби» [198] Картина испанского живописца Диего Веласкеса (1599–1660) «Туалет Венеры» (1647–1651) получила название «Венеры Рокеби», поскольку хранилась в коллекции Джона Моррита в Рокеби-Парке, Йоркшир, до приобретения Национальной галереей. В 1914 г. суфражистка Мэри Ричардсон в знак протеста изуродовала ее мясницким ножом. ?

– Да, – ответил он. – Суфражистка с топором, верно?

– А еще можно зарисовать ее другой картиной, и реставратор – может, много веков спустя – очистит ее до оригинального состояния. Без хлопот. Помните отцовского Кривелли [199] Имеется в виду один из двух итальянских художников раннего Возрождения – Карло Кривелли (ок. 1430–1495) или его брат Витторио (ок. 1440–1501). ?

Он навострил уши, и машину тряхнуло.

– Кривелли? Нет. Какого Кривелли? У него был Кривелли? И хороший?

– Очень хороший – так утверждал Бернардо Татти. Ваш отец купил ее где-то в Венето в 1949 или 50-м. Сами же знаете, как продают в Италии Старых Мастеров – самые важные едва ли вообще попадают в коммерческие галереи. Стоит кому-нибудь с серьезными деньгами намекнуть, что он выходит на рынок за серьезными работами, его сразу же приглашают в палаццо на уикэнд. Титулованный хозяин деликатно дает понять, что в ближайшем будущем ему придется выплачивать большие налоги – а это в Италии шутка, – и может оказаться принужден даже продать одного-другого Старого Мастера… Вот так ваш отец и купил Кривелли. С сертификатами самых выдающихся экспертов – у таких работ они всегда есть, само собой. Вы-то знаете. Сюжет – Богоматерь с голозадым Младенцем, вокруг масса груш, гранатов и дынь. Очень мило. Как Фриков [200] Хенри Клэй Фрик (1849–1919) – американский промышленник. Его дом в Нью-Йорке по завещанию был превращен в музей, где размещается небольшая, но богатая коллекция произведений искусства («Коллекция Фрика»). Кривелли, только поменьше… Герцог или граф намекал, что он не вполне уверен, имеет ли он право владеть этой картиной, но понимал, что ваш отец не станет морочиться подобными пустяками – работу все равно придется вывозить контрабандой, закон запрещает экспортировать произведения искусства. Ваш отец отвез картину своему другу-художнику в Рим, который ее сперва загрунтовал, а потом замалевал какой-то футуристско-вортицистской дрянью. (Простите, забыл, что это ваша область.) Размашисто подписал и датировал 1949 годом – и картина прошла таможню, удостоившись лишь соболезнующего взгляда… Вернувшись в Штаты, ваш папа отправил ее лучшему реставратору Нью-Йорка, сопроводив запиской: «Счистить современный слой; восстановить и проявить оригинал». Через несколько недель он отправил реставратору одну из своих фирменных телеграмм, ну, знаете: «РАПОРТУЙТЕ НЕМЕДЛЕННО ПРОГРЕСС КВЧ СОВРЕМЕННОЙ КВЧ КАРТИНОЙ ТЧК»… Реставратор в ответ телеграфировал: «СНЯЛ КВЧ СОВРЕМЕННУЮ КВЧ КАРТИНУ ТЧК СНЯЛ МАДОННУ КВЧ КРИВЕЛЛИ КВЧ ТЧК ДОШЕЛ ПОРТРЕТА МУССОЛИНИ ТЧК ГДЕ ОСТАНОВИТЬСЯ ВПРС».