Елена Логунова - Шерше ля фарш

— Прогуляешься со мной? — спросила Трошкина после ужина, основным блюдом которого стали папулины экспериментальные котлеты из фарша для хинкали.

Ничего так котлетки вышли, вкусные. Хотя я бы значительно уменьшила процентное содержание в фарше чеснока.

— Хочется подышать свежим воздухом, — просительно добавила Алка.

— Между прочим, чеснок очень полезен, в нем куча фитонцидов, убивающих бациллы на лету, — назидательно сообщила с дивана бабуля, обмахнувшись веером.

В отсутствие кондиционера полезный котлетный чеснок единолично царил в воздушном пространстве квартиры.

— Да я не против чеснока. — Алка пошевелила носиком, как мышка, и тихо чихнула.

Я вспомнила, что она, бедолага, весь день просидела дома, и мне стало совестно.

— Конечно, давай прогуляемся! Куда ты хочешь пойти?

— На набережную, если не возражаешь. — Алка вздохнула. — Здешняя набережная очень похожа на парижскую, ты не находишь? Те же гранитные берега, те же платаны ровными рядами… Если ты обуешься в кроссовки и не будешь цокать каблуками, я даже смогу представить, будто гуляю вдоль ночной Сены не с тобой, а с Зямой…

— Может, мне еще и Зяминым одеколоном побрызгаться? И за талию тебя приобнять?

— Нет, это уже будет слишком. — Подружка на всякий случай отодвинулась. — Мне вполне хватит твоих рассказов о Зямином детстве. Ты же можешь припомнить что-нибудь такое, умилительное?

— Что-нибудь такое, что умерит твою злость и обиду на взрослого Казимира Кузнецова? — проницательно предположила я. — Сказ о том, как его укусила оса, подойдет?

— Больно укусила? — кровожадно оскалилась Алка.

— Очень! И прямо в верхнюю губу! Представляешь, каким он сделался уродом?

— С удовольствием послушаю. — Трошкина подхватила сумочку. — Идем?

— Дюша, расскажи еще Аллочке про дырчатые шорты и крапиву! — посоветовала нам вслед бабуля.

— И про противогаз! — крикнул из комнаты папуля.

— И про серьги из воска! — посоветовала мамуля.

— Чувствуется, у моего мужа было очень интересное детство, — пробормотала Трошкина.

— И отрочество, и юность, и зрелость, но тебе не все рассказы понравятся, так что я ограничусь двумя первыми пятилетками Зяминой насыщенной жизни, — пообещала я, вслед за подружкой выходя из дома.

Вечерело. Солнце спряталось за кудряво-зеленой горой, похожей на гигантский кочан капусты брокколи, и растопило наконец твердое синее небо, ставшее мягким и желтым, как сливочный соус. На набережной никого, кроме нас с Алкой, не было, и я удивилась:

— Как странно, что в Тбилиси не принято гулять у реки!

— Ну, вода тут мутная, почти коричневая, это не очень красиво, — рассудила Алка.

— И пароходиков никаких нет, — не унялась я. — А ведь туристы очень любят речные прогулки!

— А пароходики тут были раньше, ниже по течению сохранились руины речного вокзала, — поведала Алка. — Но далеко они уплыть не могли, примерно в километре отсюда шлюз, и он, мне кажется, сейчас работает просто как каскадный водопад с системой фильтров. Мы скоро придем туда, и ты увидишь, сколько мусора там собирается.

— Это тот самый шлюз, к которому ты ходила, когда пропал Зяма? — уточнила я с осторожностью.

Трошкина явно делала над собой усилие, чтобы не бегать по стенам, заламывая руки и вырывая на себе свежеокрашенные волосы. Исчезновение любимого молодого мужа ее сильно тревожило и угнетало.

— Тот самый, да, — уныло кивнула Алка.

По мере приближения к упомянутому шлюзу вода в реке двигалась все медленнее и покрывалась белесой пленкой с разнокалиберными пузырями.

Я было удивилась тому, что среди маленьких круглых пузырей попадаются большие овальные, но потом поняла, что это пустые пластиковые бутылки. В стоячей воде было много мусора: ветки, куски пенопласта, обломки досок, какие-то непонятные клочья и лоскуты…

Внезапно Трошкина вытянулась и напряглась, как охотничья собака при виде дичи.

— Что? — спросила я.

— Нет, — ответила подружка не в лад. — Нет, нет, нет!

Алка метнулась к парапету и легла на него животом, перегнувшись так, что ее ноги в балетках, чиркнув носками по земле, оторвались от твердой поверхности и зависли в воздухе, выгнутые и напряженные, как ступни балерины в пуантах. Торопливо дернув дурочку за юбку, я вернула ее на грешный асфальт, но она тут же вырвалась, побежала на мост и проделала то же самое опасное упражнение на литых чугунных перилах.

— Ты спятила?! — На этот раз я не стала церемониться и крепко ухватила Трошкину за бока.

С учетом разницы в росте и комплекции я без особого труда могла удерживать субтильную Алку, которая, впрочем, отчаянно брыкалась, пока вдруг не обмякла, как тряпичная кукла.

Вот тут я испугалась по-настоящему.

Поздний вечер, чужая страна, дикая местность, мобильник без роуминга и номеров вызова экстренной помощи, обморочная подружка и я, ни слова не знающая по-грузински!

«Гамарджоба» и «батоно» не в счет, это не подходящая лексика для ЧП.

— На помощь! — все-таки покричала я неуверенно.

Потенциальных помощников не было видно.

Трошкина умудрилась рухнуть в обморок в самом неподходящем для этого месте — посреди длинной плотины. И двухполосная автомобильная дорога на ней, и оба пешеходных тротуара были пустехоньки. И ни катеров на воде, ни самолетов в воздухе!

Кого звать на помощь и как их звать?!

Первую мысль начертать на мосту красной губной помадой большие буквы SOS я отбросила, потому что наших с Алкой совокупных запасов помады на это граффити не хватило бы. К тому же такую надпись увидели бы только чайки, а от них ничего хорошего ждать не стоило.

— Если найдется топливо, можно разложить сигнальный костер, — посоветовал мой внутренний голос. — Или побить в сигнальные барабаны…

— Если найдутся барабаны, — проворчала я. — А впрочем…

Я придумала, что делать!

— Алка, если ты еще живая, зажми покрепче уши, — попросила я, зажмуриваясь.

А потом набрала в грудь побольше воздуха и завизжала.

Визг — типично дамское акустическое оружие, и я, как настоящая женщина, овладела им еще в ясельной группе. Если бы во времена моего детства проводились чемпионаты мира по визгу, я могла бы претендовать на призовые места. Как у всех Кузнецовых, у меня от рождения прекрасные голосовые данные, а благодаря наличию изобретательного старшего брата и матери-сочинительницы ужастиков я имела множество возможностей потренироваться.

К примеру, я хорошо помню паука в волосах, хомяка в пододеяльнике, муляж привидения в темном углу лоджии и самодельную мумию из туалетной бумаги в платяном шкафу.

А еще однажды хозяйственная бабуля принесла из школы разборный макет человека в разрезе, тщательно вымыла его разноцветные пластмассовые внутренности в раковине с «Фейри» и разложила весь этот ливер на просушку на кухонном столе, а я наткнулась на сей натюрморт, встав среди ночи попить водички… Маменька потом, когда в доме закончились запасы валерианки и все успокоились, очень радовалась, что ей выпал случай написать классическую вопящую баньши с натуры…