Елена Роговая - Лувр делает Одесса

– Не секрет, – улыбнулась Фрейда. – Помнишь, Добровольский тебе в награду за хорошую работу вознаграждение сулил, а ты, дурачок, отказался? Это оно и есть. Я Петра Евстафьевича во дворе догнала и сказала, что ты передумал. Получай свою премию в целости и сохранности!

– Бабуля, ну кто так делает!

– Любящая бабушка делает и нисколечко не жалеет о содеянном. Я же видела, у него ассигнаций полный портомонет был. Одной деньгой больше, одной меньше. Богатому человеку все равно, а тебе в Киеве пригодится.

– Вот заботливая душа! Дай я тебя поцелую на прощание.

Не успела Фрейда прижаться к внуку, как тут же заплакала. В одно мгновенье глубокие морщины на лбу стали еще глубже, а мудрые глаза поблекли, сделались задумчивыми и уставшими.

– Фимка, ты там себя в обиду не давай, похитрее будь. Где нужно, прояви характер или, наоборот, отступись, ежели дело к затруднениям привести может. Перед начальством ум не выказывай и благословляй их в своих молитвах. Часто судьбу простого человека они решают, потому за лучшее им быть в добром расположении духа. Глядишь, лишний раз голос в твою сторону не повысят. Белла, – обратилась она к снохе, – чего стоишь в стороне, иди прощайся с сыном. Уезжает наш Фимушка невесть куда, а родителям и дела нет! На душе погано через это делается, и сердце в комок сжимается. Колотится без разбору, будто бы воробей в луже купается.

– Бабушка, не переживай. Я вместо себя Гришку оставляю, но это еще не все. У тебя скоро правнук родится, будет чем себя занять.

– Мэри, он пошутил, или уже свершилось?

– Свершилось, бабушка Фрейда, – ответила смущенная Мэри.

– Вот это другое дело, сынок! Молодец! Настоящий мужик! Скрасил, так сказать, грусть расставания с родными. А теперь, милости прошу, молодой человек, на телегу и до парома. С такими новостями папа вмиг тебя домчит до пристани.

Киев поразил Фиму своими масштабами и динамикой. Двух– и трехэтажные жилые дома, отдельно стоящие от них административные здания, соборы, театр и даже чугунные фонтаны для пойки лошадей! Все это располагалось на широких оживленных улицах и прекрасно вписывалось в живописный городской рельеф. Центр радовал зеленью, отсутствием грязи и возможностью быстрого передвижения на гужевом транспорте. Громкоголосые ломовые извозчики то и дело покрикивали на зазевавшихся прохожих. Легковые одноконные повозки поджидали клиентов вдоль дорог и на площадях, обещая вмиг доставить пассажиров до Крещатика за тридцать пять копеек или до Подола за пятьдесят. Оплата на выбор: сдельная и почасовая, а именно: сороковник за первый час и двадцать за каждый последующий. Провоз багажа за отдельную плату, и не меньше пятнадцати копеек за сундук и десятника за чемодан.

Как и учил отец, Фима попытался было сбросить цену на проезд, но видавшие виды извозчики наотрез отказывались уступать. Все как один с равнодушным видом отворачивались от клиента, давая понять, что разговор окончен. Если вы думаете, что Фима совсем ничего не понимал в коммерции, то спешим вас убедить в обратном. Послонявшись от повозки к повозке с тяжелым чемоданом, он решил не тратить время даром и прогуляться подальше от привокзальной площади. В какую сторону идти, он не знал, поэтому пошел самой широкой улицей по направлению к центру. Через пару сотен метров он увидел стоящий на обочине экипаж. Седовласый пожилой мужчина в ермолке сидел на дрожках и задумчиво смотрел вдаль, попыхивая зажатой в зубах папироской. Натруженные грязные руки покоились на коленях, частично прикрывая аккуратно пришитые заплаты. И было в его облике что-то монументальное и одновременно душевное, что сразу же подтолкнуло Фиму к нему обратиться.

– Доброго вам дня, уважаемый.

От неожиданности старик вздрогнул, и горящая папироска вывалилась изо рта прямо в руки.

– Тфуть – напугал, чернявый! Хотя правильно сделал, что потревожил. Еще бы немного, и заснул. Уже не раз такое было, и вот результат… – показал он на колени. – Который раз жена заплаты накладывает после поджогов, а мне все не наука. Так куда, говоришь, тебе надобно?

– А вы сначала скажите цену до Подола, а потом разговор продолжим.

– Пятьдесят пять копеек, как к Аннушке сходить.

– Дам сорок и сходите к Любаше.

– Кто такая? Не знаю.

– Я тоже с ней не знаком, но мне кажется, она согласится, – засмеялся Фима.

– Веселый вы парень, как я погляжу! Сорок пять копеек, и мое вам почтение.

– Договорились.

– А кого на Подоле искать будем?

– Сытина. Знаете такого?

– Петра Афанасьевича, что ли?

– Его самого.

– Так кто же его не знает! Хороший человек, и усадьба у него знатная. А вы, вьюноша, ему родственник или как?

– Письмо к нему имею.

– Это значит, с прошением направляешься. До него люди часто ездють. Ну тогда садись со своей чемоданкой и держись покрепче. Яхонт у меня резвый! Доставит в лучшем виде, запылиться не успеешь.

Повозка остановилась возле двухэтажного дома красного кирпича. Из раскрытых настежь окон подвального помещения по всей округе разносился умопомрачительный запах свежеиспеченного хлеба, ванили и еще чего-то непонятного, но очень вкусного.

– Пекарня в подвале, – пояснил извозчик. – Знатный хлебушек пекут. А какие у них баранки с плюшками! Не откажите себе в удовольствии, купите вязаночку к чаю. Чего замешкались? Вам сюда и нужно. На втором этаже Петр Афанасьевич с семьей живут. Снизу у них только магазины.

Фима еще немного постоял на тротуаре и, собравшись с духом, пошел к дому. Усадьба Сытина и впрямь была знатная. За главным зданием в глубине двора располагались служебные помещения, прачечная да склады с погребами. Имелись и съемные квартиры в трехэтажном флигеле.

«Я бы не отказался здесь жить, – подумал Фима, окидывая взглядом добротные строения. – С такими зданиями наверняка не бывает больших пожаров. А у нас что? Вспыхнет один дом, а там и улицы как не бывало. Из камня нужно строить».

Купец Сытин оказался шустрым доброжелательным старикашкой. Перво-наперво он отправил Фиму на кухню и распорядился напоить его чаем после долгой дороги, а сам ушел читать письмо Добровольского. Разомлев от душистого чая и пирогов с капустой, Фима не заметил, как задремал прямо за столом.

– Молодой человек, вас Петр Афанасьевич в кабинет просит, – прошептала прислуга, потрясывая Фиму за плечо.

Беседа была недолгой. За то время, пока Фима спал, Сытин уже написал письмо на имя начальника ремесленного заведения с просьбой предоставить место для прохождения учебы предъявителю сей бумаги.

– Жить можешь у меня. Во флигеле сдаю комнаты. Там и для тебя небольшая найдется. На прошлой неделе, как нарочно, одна освободилась. Студент-отличник жил, и тебе в самый раз подойдет. Столоваться можешь у нас при пекарне. Стоит недорого, и голодным не останешься. Ну как, устраивает?