Елена Роговая - Лувр делает Одесса

– Вот, мама, официальная бумага с печатью, как вы и просили.

– Прям спокойно, без всякий препятсвий дали? – полюбопытствовала она, вытирая мокрые руки передником.

– Ну почему же спокойно? Наставление дали по всем жизненным сторонам. Сказали, что ребенка нужно содержать в строгости, в удалении от злых примеров, не допускать его праздности и принуждать к работе, дабы он не имел привычку лениться. Он, мама, в их глазах личность имеет, а следовательно, обращаться с ним нужно по всем правилам.

– Об этом пущай не беспокоются и получше приглядывают за своими детьми. Наш Гриша никогда не был бездельником. А еще какие слова говорили?

– Выразили доверие на предмет нашей безукоризненной морали и чадолюбия. Во как! Предписание дали, дабы Григорий мог воспитываться в знании промысла или ремесла, научился вести жизнь порядочную и трудолюбивую, отдаленную от мотовства.

– Это значит, ему тоже ювелиром быть полагается?

– Не обязательно ему перенимать нашу профессию, но пристроить в обучение будет надобно.

– Тю, только и всего! – ухмыльнулась Фрейда. – Я думала, будет сложнее, а все вон как просто обернулось.

– Это потому, что мы не дворянского происхождения. В нашем случае хватило предписания городской управы.

– И в управе могли к чему-нибудь прицепиться, но обошлось, потому как дело наше богоугодное. Все дни молилась против злого чиновника и верила, поможет Господь и оградит от всех трудностей.

– А еще они сразу спросили, какого ребенок вероисповедания. Если не иудейского, то не видать бы нам официального документа. Вернулись бы мы с Беллой домой с нерадостными лицами.

– Молодец, сынок. Пообещал маме и выполнил. Бумага – дело нужное. Она порядок жизни подтверждает. Теперь дите будет в семье на всех законных основаниях, а то вон их сколько, бездомных и беззащитных, по улицам болтается. С сегодняшнего дня никто нашего Гриню сиротством попрекнуть не сможет. Да, деточка?

Гришка посмотрел на Фрейду ясными голубыми глазами, кивнул и заплакал.

– Ты чего сырость вздумал разводить? Радоваться нужно.

– Бабушка, простите меня.

– За что?

– За то, что вам не верил. Я даже на Бога обижался. Сильно обижался, особенно, когда мама умерла.

– За то, что ее забрал? – сочувствующе спросила Белла.

– Ага, а за ней и папку. В ателье Вульфсон бил и говорил, чтобы я был послушным, чаще молился, и тогда Бог увидит мое усердие и все устроит лучшим образом. Я молился, верил и ждал, но ничего не менялось. Раз в год папа присылал посылку и обещал в письме, что заберет меня домой сразу же, как только стану портным. В первый же день подмастерья сьедали все мои подарки, если я не успевал их спрятать. От обиды я брал крышку посылочного ящика и ложился с ней спать.

– Зачем с крышкой ложился? – полюбопытствовал Хацкель.

– Потому что на ней папиной рукой были написаны мои имя и фамилия, Гриша Мендл.

– Бедный мальчик, – тяжело вздохнула Фрейда, утирая слезы платком.

– Бабушка, я сильно обижался на Господа и даже считал его жестоким. И на отца обижался за то, что умер. Получается, он вспоминал меня только три раза, когда ходил на почту отправлять мне гостинцы к праздникам. А Бог вообще обо мне забыл.

– Что ты, детка! Бог тебя всегда любил, присматривал за тобой, а иначе бы не направил нас в ателье Вульфсона шить платья.

– Я это потом понял, когда вы забрали меня. Бабушка Фрейда, я же без вашего разрешения определился к вам в родственники.

– Как это? – испугалась Белла.

– Когда шест у хупы держал. Раввин молился над Фимой и Мэри, а я подумал, что раз уж Бог сейчас смотрит на молодых, значит, и меня видит. Я взял и попросил его по-настоящему породнить меня с вами и еще, на всякий случай, с Блюменфельдами.

– Так вот, оказывается, почему все так быстро и беспрепятственно прошло в управе! – засмеялся Хацкель. – А вы, мама, себе приписываете заслугу.

– Твоя правда, сынок. Господь первый помощник сиротам. По детской молитве все устроилось. Белла, – обратилась она к снохе, – чего стоишь как неживая. Пора зажигать субботние свечи. Сегодня у нас будет особенный шаббат.

И благословил Бог день седьмой, а вместе с ним и семью Разумовских.

С этого дня Гришка перестал бояться и думать о том, что новые родители могут изменить принятое решение и отдать его обратно Вульфсону. После встречи субботы Гриня забрал от Фрейды свою подушку и спокойно ушел спать на Фимину кровать.

В доме молодых встреча субботы тоже прошла дай Бог каждому! Как и положено, накануне шаббата Фима сходил в синагогу и возвратился домой в приподнятом настроении. К приходу мужа Мэри приготовила несколько блюд, расставила красиво тарелки на белой льняной скатерти и зажгла свечи. От такого благолепия Фима слегка смутился, но, вспомнив, что он теперь женатый человек, тут же запретил себе подобную скромность. После вкусного ужина и выпитого вина он собрался с духом и трижды помолился у супружеской кровати о даровании ему сына. Как только Мэри произнесла «аминь», он с радостью юркнул к ней под теплое одеяло. Хоть Талмуд и не очень одобрял чувственные наслаждения и даже рекомендовал во время интимной близости думать о возвышенном, чтобы не родились бестолковые дети, молодые позволили себе немного страсти и даже поцелуев, тем более что о них то и дело напоминала Фрейда.

– Фимочка, – заботливо говорила она, – хоть я и набожный человек, но по секрету тебе скажу, воздержание для молодых не очень хорошо. Если молодой человек будет постоянно себя ограничивать, то вскоре от его мужских способностей ничего не останется, а заповедь «Плодитесь и размножайтесь» можно будет забыть. Угодно ли нашему Господу несоблюдение наказа?

– Наверное, нет, – смущенно ответил внук.

– Вот! Поэтому любись с Мэрькой сколько тебе заблагорассудится. Ты слушай и не смущайся! Бабушка жизнь прожила, плохого не посоветует. Семейное счастье только тогда полное, ежели оно обоюдное. Не настаивай на близости, когда у нее настроения не будет, а то обидится, замкнется, и для тебя только хуже будет. Наоборот, поддай немного безразличности и не выказывай большой страсти, шобы у нее интерес к тебе пробудился. Вот когда она тебя возжелает, считай себя самым счастливым мужем.

– Бабушка!

– Шо «бабушка»! Если родителям все равно, то мне от этого только переживание. Бабушка хочет внуку счастья и немного больше. Фимочка, дети могут и без любви родиться, но разве ж они будут благополучными? Люби свою Мэри нежно, относись к ней с уважением, и будет в семье благословение до самой смерти, а тебе хорошая жена. Все, пошла я в свой дом, а вы оставайтесь и делайте шо хочите, но дайте мне возможность хоть одним глазком увидеть правнука.