Наталья Александрова - Гоните ваши денежки

Леня еще не успел задать вопроса, но Ким Рихардович уловил его по выражению Лениного лица и тут же ответил:

— Во-первых, киллер не подошел бы ко мне так близко, он ждал бы меня заранее в засаде и выстрелил бы с безопасного расстояния, так что я даже не узнал бы о его появлении. А сотрудников спецслужбы я научился распознавать по внешнему виду, по манере поведения, по характерной походке… ну, в общем, это уже на уровне подсознания. Так вот, вы не противник и не коллега, вы заведомо штатский человек, и у вас ко мне имеется дело. А в таком случае вас мог ко мне отправить только Иван Францевич, больше некому!

— Блестяще! — восхитился Маркиз. — Я чувствую себя доктором Ватсоном при первой встрече с Шерлоком Холмсом!

— Посредственный детектив! — поморщился Ким Рихардович. — Кстати, вы так и не ответили на мой вопрос — как здоровье Ивана Францевича?

— Прекрасно. — Леня улыбнулся. — Как вы знаете, на здоровье он никогда не жалуется. Мне кажется, вы тоже.

— Но возраст, знаете ли, все же дает себя знать! — вздохнул Ленин собеседник. — Представляете, в этом году мне пришлось ограничить утреннюю пробежку всего двумя километрами! Я понимаю, это звучит смешно…

— Для кого как! — протянул Леня завистливо. — Моя утренняя пробежка — несколько метров от спальни до ванной. Ну, еще, конечно, собачку вывожу, но это не каждый день…

— Нельзя так наплевательски относиться к своему здоровью! — пожурил Леню Ким Рихардович. — Впрочем, не буду вас воспитывать, это неблагодарное занятие. Итак, с чем вы ко мне пришли?

— Иван Францевич сказал мне, что вы — большой специалист по китайской культуре…

— Что вы! — Старик замахал руками. — Какой я специалист! Помню, когда я двадцатилетним мальчишкой только окончил восточный факультет и приехал стажироваться в Пекин к профессору Лю Бо Шаню, я действительно воображал, что все знаю о Китае. Но профессор быстро показал мне всю глубину моего невежества, и с тех пор я изучаю Китай больше полувека, но с каждым годом убеждаюсь, что почти ничего о нем не знаю!

— Уважаю вашу скромность, однако думаю, что вы все же сможете дать мне ценную консультацию. А вам, я думаю, не помешает небольшой гонорар…

— Разумеется! — Ким Рихардович смущенно улыбнулся. — Пенсия у меня скромная, и хотя я еще кое-что зарабатываю своими писаниями, деньги никогда не бывают лишними. Итак, что вас интересует?

Леня достал из кармана конверт, раскрыл его и протянул своему собеседнику сложенный вдвое листок рисовой бумаги. Ким Рихардович, прежде чем взглянуть на текст, внимательно осмотрел бумагу, ощупал ее тонкими музыкальными пальцами и даже осторожно обнюхал.

— Хорошая бумага, — проговорил он с удовлетворением. — Изготовлена не позднее 1930-х годов прошлого века. Но тушь более поздняя. Думаю, ей лет 50, не больше…

Только после этого он развернул листок, отодвинул его подальше от глаз и нараспев прочитал:

На западе среди гор Пышно цветут хризантемы. Третья стража настала, Четвертый месяц зимы. На тропинке медвежьи следы, И цветок мэй-хуа, словно пара скрещенных ключей, Затворяет тайны пленительной ночи.

Голос старика затих. Леня стоял в растерянности. Наконец он осмелился задать вопрос:

— И что это такое?

— Стихотворение, — ответил Ким Рихардович, пожав плечами. — Довольно приличное. Я бы сказал, что его написал образованный китаец, близкий ко двору последнего императора…

— Пу И, — машинально проговорил Маркиз.

— Совершенно верно, Пу И Айсин Гиоро, последний император маньчжурской династии. А вы все же что-то знаете… впрочем, ведь это вы нашли этот листок, значит, должны знать о нем куда больше меня!

— Увы, он попал ко мне случайно! — вздохнул Леня. — Я думал, что он содержит что-то более осмысленное…

— Более осмысленное? — Ким Рихардович строго взглянул на Леню. — Извините, молодой человек, но в мире нет ничего более осмысленного, чем поэзия, во всяком случае — китайская поэзия! Поэзия — это вообще язык для самой лаконичной передачи смысла!

— Да, вы, наверное, правы! — согласился Леня. — Только это ничуть не приближает меня к разгадке. Впрочем, повторите, пожалуйста, ваш перевод, я его на всякий случай запишу.

Он достал блокнот и записал китайское стихотворение. Затем передал Киму Рихардовичу гонорар и на всякий случай оставил ему номер телефона для связи.

— Это на тот случай, если вам что-то еще придет в голову!

Лола ждала Маркиза на пороге, рядом с ней сидел Аскольд, обернув лапы хвостом.

— Ну что, Ленечка? — спросила боевая подруга. — Тебе удалось что-нибудь узнать? Тот листочек, который я нашла в ресторане, приведет нас к чему-нибудь интересному?

— Это оказалось обычное стихотворение…

— Стихотворение? — разочарованно протянула Лола. — Почему же он его прятал?

— Вот уж не знаю! — Леня достал из кармана листок с переводом и нараспев продекламировал:

На западе среди гор Пышно цветут хризантемы. Третья стража настала, Четвертый месяц зимы. На тропинке медвежьи следы…

— Давно хотела побывать в Швейцарии… — задумчиво пробормотала Лола.

— Что?! — Маркиз поперхнулся и удивленно уставился на нее. — При чем здесь Швейцария? Я тебе читаю китайское стихотворение, а вовсе не швейцарское!

— Ну, ты же сказал — на западе среди гор… вот я почему-то и вспомнила Швейцарию. Кроме того, я только что листала журнал, и там так интересно описывали окрестности Женевского озера…

— Ну, ты даешь! — проговорил Маркиз раздраженно. — В огороде бузина, а в Киеве дядька! Настоящий образец женской логики!

— Шовинист! Эксплуататор женского труда! — проворчала Лола и удалилась в комнату.

Аскольд неодобрительно посмотрел на хозяина и распушил усы.

— Ну, извини! — крикнул Леня вслед своей подруге. — Я погорячился! Понимаешь, мы опять оказались в тупике…

Ответом ему было выразительное молчание.

И тут зазвонил один из Лениных мобильников.

Мобильников у Маркиза было много. Некоторые из них, зарегистрированные на лиц без определенного места жительства, он использовал для одноразовых целей — например, для связи с потенциально опасными личностями или недостаточно проверенными заказчиками. Некоторые — для более постоянных целей. Сейчас же зазвонил тот телефон, номер которого он дал бывшему разведчику, заслуженному китаисту Киму Рихардовичу Табелю.

— Слушаю вас, — проговорил Леня, найдя нужный мобильник и поднеся его к уху.

— Вы знаете, Леонид, — проговорил старик с некоторым смущением в голосе. — Я тут подумал над вашим стихотворением… то есть не совсем вашим, но вы меня понимаете… и пришел к выводу, что это не совсем стихотворение.

— То есть… что значит, не стихотворение?

— Скорее это какое-то шифрованное послание.