Виктория Платова - Такси для ангела

Райнер‑Вернер сразу же поскучнел:

— Да, конечно. О Христе Спасителе я как‑то не подумал…

— Где вы раздобыли все эти ужасы? — Я напрягла память, но ни одного громкого процесса, связанного с пироманьяком или сатанистами, не вспомнила (хотя по поручению Аглаи отслеживала все судебные новинки). А врачи‑убийцы стойко ассоциировались у меня лишь с почившим в бозе Иосифом Виссарионовичем. — И кто вам дал такую информацию?

— Это моя работа, — Райнер‑Вернер осклабился и явил мне клыки — непорочно‑белые, как стены аббатства св. Бригитты Шведской.

— Ваша работа? — изумилась я.

— Я перевожу русские детективы. Все эти места подробно описаны в книгах. Я хотел бы увидеть их воочию, получить, так сказать, эмоциональный заряд… Для переводчика это важно.

Я мысленно прогундосила осанну Аглае Канунниковой: до чего метресса никогда не опускалась, так это до использования в своих книгах абортивного материала.

Остаток пути до гостиницы я вполуха слушала разглагольствования Райнера о брутальности русского детектива, а также о его излишней, почти клинической, физиологичности. Когда же такси притормаживало у светофоров, немец переходил к лирическим отступлениям. Из них я узнала, что папашка Райнера — der erhaben Mann [8] Святой человек (нем.) . и к тому же владеет маленькой типографией в Нюрнберге. Что он на всю жизнь остался верен русским женщинам (последняя русская жена оттяпала у папашки полдома, но это пустяки). И что сам Райнер написал исследование по русской же ненормативной лексике. И теперь несказанно радуется, когда находит знакомые слова в переводимых им детективах (а радоваться приходится часто). Что с писательницей такого калибра, как фрау Канунникова, он работает впервые, и это большая честь для него (до сих пор Райнер‑Вернер месил дерьмо одноразовых триллеров, хотя и в них находил свою прелесть).

Кроме того, простой, как пачка маргарина, бундес два раза срыгнул, три раза испортил воздух и непрестанно чесал в паху.

Когда мы (наконец‑то!) подъехали к гостинице «Минск», где для душки Райнера был заказан номер, свершилось то, что должно было свершиться: я его возненавидела.

И укрепилась в своей ненависти еще больше — после того, как он шепнул мне на прощание:

— Вы не подскажете, meine liebe [9] Дорогая (нем.) . Алиса, где я могу найти проститутку?..

…Я так ничего и не сказала Аглае о письме.

Я просто сунула конверт в нижний ящик стола и решила забыть о нем. Забыть получилось на следующий же день, когда в квартире Канунниковой нарисовался оглашенный немец.

Но до этого был еще тихий вечер с Аглаей.

— Ну, и как вам этот гибрид платяного шкафа с вибратором? — спросила она, стоило мне только переступить порог.

— Ужасно, — я рассталась с Рабенбауэром не больше сорока минут назад, и поэтому впечатления от встречи были особенно сильны. — Вы собираетесь с ним работать?

— Вы. Работать с ним будете вы. Я, к сожалению, даже не смогу появиться в его обществе.

— Почему?

— Он смотрится как профессиональный жиголо. Даже если на него напялить профессорскую мантию, усадить в инвалидное кресло и дать в руки воздушный шарик. Все подумают, что Аглая Канунникова завела себе жеребца на старости лет. И предается порочным страстям. А у меня репутация.

А у меня, выходит, нет.

— Вы можете представить его как прототип героя вашей новой книги, — сказала я первое, что пришло на ум.

— Я не пишу порнороманов. Отдала их на откуп своим конкуренткам.

Я с тоской взглянула на Ксоло, вертевшуюся у ног хозяйки. И впервые почувствовала к мерзкой собачонке нечто вроде симпатии. Все познается в сравнении, а после Райнера‑Вернера любой твари можно выдавать нимб и подержанные крылья.

— Говорят, он неплохой переводчик. Прекрасно чувствует язык, — утешила меня Аглая. — Особенно разговорный. Последние несколько лет специализируется на боевиках и триллерах. Легко обучаем. И к тому же — наполовину русский.

— Да. Он только не сказал, на какую именно половину.

— Думаю, на худшую. Ну, не расстраивайтесь, девочка. У вас еще будет время, чтобы расстроиться…

…Райнер‑Вернер Рабенбауэр не уронил засаленного стяга немецкой пунктуальности. Он появился ровно в одиннадцать, распространяя вокруг себя запах мускусного ореха. Я было подумала, что прошедшую ночь мюнхенский козлик провел в объятьях негритянки, но все оказалось гораздо проще: запах шел от большого бумажного пакета, который Райнер‑Вернер держал в руках. Из пакета выглядывали фиолетовые листья какого‑то растения. Листья самым безыскусным образом переходили в небольшие бледно‑красные цветочки.

При виде Аглаи немец пришел в восторг. Он долго лобзал Аглаины перстни и кольца — так долго, что я начала беспокоиться. Но все обошлось. Спустя две минуты Аглая вырвала руку и с милой улыбкой солгала:

— Рада видеть вас, Райнер.

— А это вам! — еще шире улыбнулся немец и протянул Аглае пакет. А потом неуверенно добавил: — Видимо, вам.

Аглая сорвала листок, потерла его и повела носом:

— Базилик, — сказала она. — И что мне с этим делать?

Немец на секунду задумался.

— Засушить. И использовать как приправу. Замечательная вещь.

— Да. Вы большой оригинал, Райнер.

Действительно, большой оригинал. Притаранить пряность в качестве букета — до этого нужно додуматься. Базилик, надо же! Но это в стиле оставленного в Нюрнберге простака‑папочки — дешево и практично.

Жалкий тип.

Мы эскортировали жалкого типа на кухню, где был приготовлен завтрак из серии «Утро с писателем». Интеллигентный кофе, полные скрытого достоинства тосты, нервный сыр со слезой и поджарый, тонко раскатанный пирог с клубникой из ближайшей кулинарии.

Райнер‑Вернер уселся на стул, жалобно под ним скрипнувший, и осмотрел угощение.

— Я думал, что все будет по‑русски.

— По‑русски? — насторожилась Аглая.

— Ну да… Икра и водка.

Так и есть. Жалкий тип. А с учетом метелки, которую он приволок, малыш Райнер не заслужил даже панировочных сухарей.

Видимо, Аглая думала точно так же.

— Вы переводите не те книжки, Райнер. И понабрались всякой чепухи. Поверьте мне, что завтрак по‑русски выглядит именно так, как он должен выглядеть.

— Теперь я буду переводить нужные книжки, — Райнер ухватился за кусок сыра. — Вас, meine liebe. Поверьте, для меня это большая честь.

— Охотно верю.

Пока я варила кофе, они обменивались литературными любезностями, неспешно принюхиваясь друг к другу. Немец, как ни странно, оказался на высоте: книги Канунниковой читал, в названиях не путался и к тому же непрестанно нахваливал метрессу, как нахваливают неожиданно получившийся плов. Когда поток панегириков в адрес таланта Аглаи иссяк, сыр был съеден, а кофе выпит, Райнер‑Вернер (привычно срыгнув) перескочил на Москву, в которой не провел и суток. Но за это время уже успел поднабраться впечатлений.