Дарья Донцова - Укротитель Медузы горгоны

– Как тебе помада? – ворвался в мозг громкий вопрос.

Я вынырнула из тумана, поняла, что не заметила, как Обоймов и Витя покинули гримерку, и пролепетала:

– Что?

– Как тебе помада? – повторила Лариса. – Я брюнетка, мне идет красный цвет. Для Джульетты он не подходит, но для меня – супер.

Я посмотрела на лицо Ларисы. И опять оцепенела. Кровавая помада… черные волосы… «она всегда ходила тихо, подкрадется и задает вопрос, да еще голос, каким говорят гламурные блондинки»… Ясмин… чай… жасмин… пицца…

– Ау, тебе плохо? – спросила Лариса.

Я вздрогнула.

– Нет, все хорошо, просто голова заболела.

Лара быстро открыла сумочку.

– Сейчас найду таблетки, всегда таскаю при себе аптечку.

– Мне надо позвонить, – пробормотала я, – срочно.

– Эй, вы куда? – возмутился Егор. – Еще не ответили на мои вопросы!

– Держи лекарство, – сказала Лариса.

Я увидела протянутый блистер и ощутила сильное головокружение.

– Это что?

– Бармалагин, – пояснила новая прима театра «Небеса», – отлично помогает при мигрени.

Я попыталась произнести хоть слово, но не смогла. Хотела сделать шаг, однако ноги не слушались. В голове снова вихрем крутились обрывки моих разговоров с разными людьми. «Кафе «Лермонтов», там вкусные пирожные»… «что в цветке, фляжка?»… «я играла у Вознесенского Катарину»… «Пиратов ее задушил», «Нам очень нужны деньги, я не посмотрела, какую книжечку отдала Розалии»…

– Ну вы даете! – вырвал меня из полуобморока голос Бочкина. – Бармалагин глотают от кашля, от боли он бесполезен.

– Да? А мне помогает, – растерялась Лариса.

– Сейчас вернусь, – из последних сил прошептала я, с трудом отрывая от пола весящие по сто пудов ноги.

– Ладно, отпущу вас, ответите на вопросы вечером, после спектакля, – прогремел Бочкин. – Можете сами выбрать, в каком кафе встретимся. Предлагаю заведение «Дом Мазарини» в двух шагах от театра, там варят чудесный кофе.

«Капучино, капучино, капучино… – твердил мне тихий внутренний голос, – дают же чек… камера… чек… камера…»

– А на вынос у них стаканы с подогревом, – бубнил Егор. – Я прошу термоупаковку, она сохраняет напиток горячим целых два часа. Ну как, Степанида?

– Звучит, словно приглашение на свидание, – хихикнула Лариса.

Я заморгала. Свидание? С кем? С Бочкиным?

– Ой, как я ее люблю! – вдруг воскликнула актриса и прибавила звук у радиоприемника, стоявшего справа от трехстворчатого зеркала. – Ла-ла-ла-ла… Певица Жасмин! Голос у нее такой нежный.

Егор тут же влез в разговор.

– Жасмин не настоящее имя. В жизни она Ясмин.

– Нет, – заспорила Лариса, – Сара Манахимова, я читала в Интернете. И совершенно неважно, что в паспорте у нее написано, она шикарно поет. Да еще и сама красавица.

– Я всегда говорю лишь то, что знаю, – уперся Егор, – не болтаю, как некоторые. Восточное имя Ясмин на европейский лад звучит как Жасмин. У нас Иван, у американцев Джон. Катя – Кэт, Маша – Мэри, Ясмин – Жасмин. Мне это в Египте в отеле объяснили. Не надо верить Интернету, там сплошное вранье.

Меня сковал ледяной холод. Жасмин… пицца… духи «Ночь»… пирожные… Оля Таткина…

– А еще в «Доме Мазарини» вкусные десерты, – ворвался в уши противный голос полицейского. – Но если вы, Степанида, хотите дать необходимые для раскрытия дела показания в другом месте, то…

У меня в голове раздался щелчок, и лед, сковавший тело, мгновенно растаял, стало невыносимо жарко.

– Лучше умереть, чем пойти на свидание с Бочкиным, – неожиданно для себя самой выпалила я. – Даже если на Земле не останется ни одного мужчины, даже если мне пригрозят немедленной смертью, я постараюсь держаться от Егора Михайловича на расстоянии в тысячу метров. Нет, в миллион! В миллиард! Убегу на Северный полюс босиком!

Лицо парня вытянулось, он обиженно прогудел:

– Почему? Что я сделал плохого?

– Все! – топнула я ногой. – В вас отвратительно все – от одежды до поведения. От грязных волос до нечищеных ботинок. От занудства до хамства.

Лариса расхохоталась, а я вылетела в коридор и побежала во двор, на ходу набирая номер Якименко.

Когда я минут через пятнадцать, слегка успокоившись, вернулась в гримерку, Лариса сказала:

– Ты ему нравишься.

– Кому? – устало спросила я.

– Егору, – со смехом пояснила актриса. – Он на себя суровость напускает от смущения, а допросы с пристрастием устраивает, потому что не понимает, как к себе твое внимание привлечь. Дурачок. Ты убежала, а он тут чуть не зарыдал. И принялся у меня выпытывать, чем твой гнев вызвал. Ой, как ты его отчехвостила!

– Некрасиво получилось, – смутилась я, – зря наорала на парня. Хотя ботинки надо чистить. Ну все, начинаем гримироваться…

– А ты только на проекте «Ромео и Джульетта» работаешь? – спросила Лариса, разглядывая себя через сорок минут в зеркале. – На «Отелло» не останешься? Мне Лев Яковлевич дает роль Дездемоны.

Я опустила глаза. Ох, боюсь, мы не скоро дождемся спектакля, где мавр убивает свою бедную жену.

– Странный он, этот Обоймов, – протянула Лара. – Все повторял: «Душенька, вы намного лучше его выкормышей, они все с прибамбахом». О ком режиссер говорил?

Я села на диван и, пытаясь не измениться в лице, ответила:

– Понятия не имею. Как ты поступишь, если Розалия Марковна выздоровеет и вернется в «Небеса»? Ведь ранее роль Дездемоны Лев Яковлевич обещал ей.

– А, – махнула рукой Лара, – когда это будет и будет ли вообще… И потом, я не собираюсь всю жизнь провести здесь. У меня далеко идущие планы. Поиграю тут недолго, меня непременно заметят другие режиссеры. Жизнь прекрасна, все лучшее у меня впереди.

– Тебе не жаль Глаголеву? – тихо спросила я.

– Эту вредную старуху? – заморгала Лара. – Ни секунды. Поверь, она ужасный человек, очень надеюсь, что господь ее еще сильнее накажет. Что за шум в коридоре? Посмотрим.

– Не надо, – остановила я ее, – это приехала полиция.

– Зачем? – удивилась она.

Я сделала вид, что сосредоточенно перебираю кисти. Зачем? Неправильный вопрос. Следует спросить: за кем? За тем, кто наконец-то должен ответить за свои преступления.

Спустя неделю, я сидела в кабинете у Игоря Сергеевича и разговаривала с ним и еще с двумя мужчинами: Николаем Михайловичем и Вадимом Олеговичем.

– Давайте еще раз, по порядку, – попросил последний.

Я подавила вздох. Ну почему полицейские так любят ходить по кругу?

– Устали? – заботливо поинтересовался Николай Михайлович.

– Нет, – улыбнулась я. – Просто собираюсь с мыслями, чтобы ничего не забыть. Понимаете, я все время думала об этом маньяке, а потом вдруг стало понятно: корни этой истории зарыты в театре «ОЗА». У Альберта Сергеевича Вознесенского, наверное, были проблемы с психикой. Он настоящий фанатик, думал лишь о театре, все остальное его не волновало. Во взрослых артистах режиссер разочаровался, решил работать с проблемными подростками. Полагал, что у них большой запас негативных эмоций, но они еще не растеряли непосредственности и остроты реакции. Отбор в новую труппу был суровым, детей нещадно отбраковывали. Вознесенский открытым текстом говорил: ему не нужны благополучные спокойные ребята из хороших семей, таких он не возьмет. Но один мальчик, как раз из приличной семьи, решил во что бы то ни стало попасть к Вознесенскому, а его мать, профессиональная актриса, взялась помочь сыну.