Наталья Александрова - В деле только девушки

От сердца малость отлегло. Машина тем временем въехала во двор и остановилась. Катин сосед вышел и открыл перед ней дверцу. Несчастная поняла, что спасения нет. Просторный двор наводил на страшные мысли. Здесь, за высоким забором, они спокойно могут разложить костер и петь свои обеденные песни, пока из Катерины будет готовиться шашлык.

– Сейчас же отпустите! – истошно завопила Катерина. – Отпустите меня немедленно, а то я просто не знаю, что будет! Я буду на вас… Я буду жаловаться в… – она не смогла придумать, куда можно жаловаться в такой необычайной ситуации, и поэтому ненадолго замолчала.

Впрочем, похитители не обращали на ее вопли никакого внимания. Они втащили Катю в какую-то огромную комнату и застыли в дверях, слегка склонив головы.

Несчастная жертва похищения перевела дыхание, чтобы собраться с силами и снова завизжать, но задержала дыхание на секунду и огляделась. То, что она увидела, было так удивительно, что она немедленно забыла о своих намерениях.

Комната, в которой она оказалась, была вообще не комнатой, а огромным залом с высоченным потолком и многочисленными колоннами. Колонны уходили вверх, как роща стройных пальм, и так же, как пальмы, разветвлялись в высоте, а все ветви вместе поддерживали легкий узорчатый потолок. Помимо колонн, были в этом зале и настоящие пальмы в огромных кадках, тоже едва не достававшие ветвями до потолка, и какие-то другие, незнакомые Кате экзотические растения, усыпанные очень яркими цветами. От этих цветов или от каких-то специальных курильниц исходил сладковатый, слегка дурманящий аромат, от которого у Кати закружилась голова. Пол в зале был выложен многоцветной мозаикой и местами покрыт пушистым ковром. Между колоннами стояли низкие диванчики и глубокие кресла.

В одном из кресел сидел человек. Поскольку кресло стояло боком ко входу и было очень глубоким, Катя не сразу смогла его разглядеть. Только когда ее похитители, почтительно склонившись, проговорили что-то на незнакомом гортанном языке, человек приподнялся и повернулся к двери.

Катя изумленно ахнула.

Это был Люсьен, атташе Республики Кот-де-Леон, тот самый лощеный чернокожий джентльмен, с которым она познакомилась на собственной выставке, а потом провела чудесный вечер в ресторане. Но теперь он выглядел совершенно иначе.

На Люсьене был длинный бордовый шелковый халат, подпоясанный золотым жгутом с кистями на концах. За этот пояс был заткнут кинжал в богато инкрустированных ножнах. На голове атташе красовался парчовый тюрбан с воткнутым в него небольшим изумрудно-зеленым пером.

И как будто этого было недостаточно, у ног экзотического красавца лежала, томно потягиваясь, огромная пантера, покрытая угольно-черной шелковистой шерстью. Под черной шкурой пантеры перекатывались могучие мускулы.

Катины похитители снова что-то почтительно проговорили, и атташе довольно сурово ответил им на том же незнакомом языке. Похитители поклонились и безмолвно исчезли.

Катя гордо выпрямилась, бросила неодобрительный взгляд на Люсьена и опасливый – на его пантеру и самым решительным тоном заявила по-французски:

– Вы считаете приличным такое средневековое отношение к женщине?

– Средневековое? – удивленно переспросил Люсьен на вполне приличном русском. – Почему мое отношение кажется вам средневековым?

– Ах, вот как! Вы еще и по-русски умеете говорить!

– Почему это вас удивляет? Мне кажется логичным, что дипломат знает язык той страны, в которой аккредитован.

– Но во время нашей первой встречи вы не признались, что владеете русским языком!

– Вы тоже не были со мной до конца искренни. – Атташе криво усмехнулся. – В конце концов, у каждого из нас могут быть свои маленькие тайны.

«Да уж, – подумала Катерина, – представляю себе эти маленькие тайны большого Люсьена! Его прихвостни затаскивают во дворец приглянувшихся ему женщин, и он вытворяет с ними все, что хочет, прикрываясь дипломатической неприкосновенностью. И хорошо еще, если после этого отпускает живыми. А что, был же в Африке президент Бокасса, который потом провозгласил себя императором, так он, говорят, съел великое множество людей. Кстати, это самый простой способ избавиться от трупа… Но мы ведь все-таки не в Африке!»

– Мы ведь все-таки не в Африке, – произнесла она вслух дрожащим от страха голосом. – Меня будут искать! Меня уже ищут!..

– Да что вы себе вообразили? – спросил Люсьен, удивленно подняв брови. – Я вовсе не собираюсь вас удерживать силой. Я только хочу еще раз с вами поговорить, а потом идите, куда вам будет угодно.

«Представляю себе, – подумала снова Катя, – он отпустит меня, а по дороге к выходу я провалюсь в какую-нибудь специальную ловушку и окажусь в подземелье вместе с голодными тиграми. Или просто прикажет своей пантере растерзать меня. Ужас какой!»

– Ужас какой! – Последние слова она снова произнесла вслух.

– Что ужас? – насмешливо переспросил атташе. – Вы говорите о пантере? Это Багира, я забыл вас представить друг другу. Или вам кажется ужасным, что я готов вас отпустить? Но если вы не хотите уходить, я с удовольствием могу предложить вам кров.

– Ну уж нет! – Катя передернула плечами. – Ужас – это о вашем жилище. Какая немыслимая пошлость! Ваша комната обставлена, как гарем султана из какого-нибудь третьесортного голливудского фильма. Или как дешевый бордель на Ближнем Востоке.

– Вы были в дешевых восточных борделях? – насмешливо переспросил Люсьен.

– Да перестаньте издеваться, несносный вы человек! – в сердцах воскликнула Катя.

– Итак, кажется, я чего-то добился: вы перестали меня бояться. Садитесь, я хочу с вами поговорить, – атташе указал ей на глубокое кресло, обтянутое светло-золотистой кожей, и сам сел напротив.

Пантера зевнула, продемонстрировав великолепные клыки, и улеглась у его ног.

– Неужели вы не могли придумать более цивилизованного способа пригласить меня, – недовольно проговорила Катя, усаживаясь в кресло и с любопытством оглядываясь.

– Цивилизованного? Нет, не мог, – Люсьен состроил уморительную гримасу, – я ведь людоед и дикарь. Признайтесь, вы именно так обо мне думаете?

– С чего вы взяли? – Катя изобразила искреннее возмущение.

При этом она заметно покраснела, потому что именно так только что о нем и подумала, буквально этими словами. Он мысли ее читает, что ли?

– Ничего подобного я о вас не думала, – пробормотала она, с трудом преодолев смущение.

– Не верю! – Атташе состроил еще одну гримасу.

«Тоже мне, Станиславский нашелся, – проворчала Катя в мыслях. – Это он на репетициях кричал своим актерам: «Верю!», «Не верю!»

Но вслух она сказала совсем другое:

– Кажется, я вам не давала повода для недоверия.