Алина Лис - К черту моральные принципы

Отбежав подальше, я обернулась. Заправка вся пылала, к небу поднимался черный столб дыма. Как завороженная, я смотрела на распустившийся ярко-оранжевый огненный цветок. Пламя ревело так, что было слышно, наверное, даже за километр, а ноздреватые сугробы на земле вокруг заправки растеклись грязными лужами.

Я сделала еще несколько шагов в сторону перехода, и в этот момент здание взорвалось. Глухой рев прокатился по окрестности, волна горячего воздуха толкнула меня, больно ударила по ушам и бросила на колени. Я ссадила себе ладони о твердый бетон и мелкие камушки обочины. Вокруг что-то сыпалось, рядом со мной приземлился кусок горящего пластика.

В голове шумело, перед глазами все плыло, а в горле застрял вкус бензина и дыма. Я потрясла головой, пытаясь прийти в себя. Мир вокруг онемел, звуки долетали издалека, с трудом пробиваясь через вату, залепившую уши.

Сама не знаю, откуда взялись силы встать и осмотреться. Я находилась у самого перехода. Движение на Ленинградке стояло напрочь. Прямо напротив заправки столкнулось несколько машин, люди выглядывали и выходили, чтобы посмотреть на пожар.

Механически переставляя ноги, я перешла дорогу. Отсюда открывался еще более шикарный вид на горящий комплекс. Поднимавшийся дым стал гуще и чернее, языки пламени облизывали почти скрытый в этом дыму железный остов нависавшего над площадкой козырька и державших его колонн. Что случилось с самим зданием, видно уже не было.

Я дошла до своей машины, открыла дверь, упала в водительское кресло и разрыдалась.

Не помню, сколько времени я рыдала. Кажется, недолго. Потом еще сидела, уставившись в лобовое стекло. Рядом что-то происходило: подъезжали и уезжали машины, люди смотрели на пожар, фотографировали. Я глядела прямо перед собой, и в голове не было ни единой мысли, кроме: «Господи, как жаль, что я не курю».

Курить хотелось зверски. Нечеловечески. Прямо рот слюной наполнялся при мысли о табачном дыме. Сейчас бы расковырять пачку, достать, ломая остальные сигареты, белую палочку, вставить в рот трясущимися руками и чиркать, чиркать, чиркать зажигалкой, пока не покажется алый-алый огонек.

А потом можно вышвырнуть недокуренную сигарету через окно в лужу и та не затухнет, а против всех физических законов займется, заставит полыхать лужу и окружающую реальность…

Из прострации меня вывел раскатистый звук приближавшейся сирены. Я торопливо пристегнулась. Пора сваливать – похоже, к месту происшествия подтягиваются силы правопорядка. Вдруг кто-нибудь из автомобилистов заметил, как я выбегала с заправки? И ведь не докажешь потом, что не верблюд.

Моя машина теперь была отнюдь не единственной припаркованной на обочине – справа и слева тесно стояли любители фаер-шоу. Многие даже вышли из автомобилей, чтобы лучше разглядеть происходящее, а стоило выехать, как на мое место тут же зарулил очередной зевака.

Полоса двигалась не быстро. Большинство водителей оборачивались и силились рассмотреть происходящее на противоположной стороне, но через десять минут горящая заправка осталась позади. Развернувшись около аэропорта «Шереметьево», я безропотно пристроилась в хвост пробки. Стоило бы поискать другой путь для возвращения в Москву, но в тот момент я еще недостаточно оправилась от пережитого потрясения, чтобы принимать такие сложные решения.

Лежащие на руле ладони ощутимо саднило. От разбитой правой коленки вниз ползла стрелка – гадство какое-то, совсем новые колготки, первый раз надела.

Машина с черепашьей скоростью двигалась обратно к месту происшествия, отмеченному столбом черного дыма. Через некоторое время по встречной полосе промчались одна за другой две пожарные машины, «Скорая» и полиция. Я ругалась, кусала губы и молилась про себя, чтобы дорогу не перекрыли целиком: так можно до вечера простоять.

Молитвы были услышаны. Пусть и медленно, мы все же двигались.

Войдя в привычный ритм «сцепление – газ – тормоз», я попыталась оценить ущерб, нанесенный моему внешнему виду. Колготки придется выкидывать, о юбках на ближайшие недели две, пока не сойдут синяки на коленях, стоит забыть. Остальная одежда не пострадала: не гламур-тужур-абажур, но звать полицию при моем появлении вряд ли станут…

Тут меня снова затрясло. Какой гламур-тужур, когда близкого, почти родного человека только что убили практически у меня на глазах? Когда меня саму чуть не взорвали вместе с чертовой заправкой?! Произошедшее не укладывалось в голове, ему просто не было места в моем уютном, распланированном и предсказуемом мире.

Единственный способ справиться со страхом – посмотреть ему в глаза. Чтобы не соскользнуть в темную пучину истерики, я начала прокручивать в памяти произошедшее, стараясь как можно точнее припомнить, как выглядел сбежавший преступник. Получалось плохо. Наверное, из-за избытка адреналина в крови все вспоминалось урывками и как будто в тумане. Я видела убийцу вблизи меньше секунды, а потом – только удаляющуюся спину.

Взгляд упал на телефон, лежащий на пассажирском сиденье. Каким-то чудом я не выпустила из рук подобранный на заправке мобильник, не потеряла его во время бегства и взрыва. Телефон был цел и работал!

Раритетная игрушка. Nokia 3310 – у меня такой был в 2002 году, когда я еще училась на четвертом курсе. Хороший, долговечный аппарат. Конкретно этот был гладенький, почти новый, даже буквы на клавиатуре не стерлись. Довольно заношенный чехол из кожзама и силикона защищал его он непогоды. Интересно, этот человек любитель музейной техники или просто так беден, что не может себе позволить ничего поновее? Хотя, может, это просто временный телефон для каких-нибудь преступных нужд.

В спину погудели, и я торопливо отпустила сцепление, продолжая разглядывать свою добычу. Если верить индикатору батареи, осталось еще больше половины заряда.

Увы, не похоже, чтобы аппаратом часто пользовались. В телефонной книге всего два номера, причем один из них (сюрприз! сюрприз!) принадлежит Лаптеву. Второй абонент фигурирует под именем «Степа». Либо владелец мобилки был тот еще мизантроп, либо подтверждалась моя теория о специальном телефоне для разных нечистых делишек. Заметки девственно чисты, зато во входящих эсэмэсках есть одна двухмесячной давности, от Степы: «Белый лотос». Что за лотос, почему белый – никаких пояснений.

В спину опять погудели. Я резко отпустила сцепление и заглохла. Вот так всегда, когда нервничаю. Дядя сзади опять разразился гудками, за которыми отчетливо слышалась матерная брань. «Да сейчас я, сейчас», – пробормотала я сквозь зубы и снова заглохла. С третьего раза получилось завестись. И все это ради того, чтобы проехать пять метров. Было бы из-за чего гудеть!