Наталья Александрова - Игра на нервах для одинокого ценителя

И поскорее повесила трубку, хотя вычислить меня по звонку было никак невозможно.

После разговора, едва переведя дух, я припустила со всех ног к бизнес-центру на Большом проспекте.

Расчет мой был прост и нахален до чрезвычайности. Если секретарша профессионально выполняет свои обязанности, а отчего-то мне казалось, что у Светловой иначе нельзя, то она передаст адвокату мои слова насчет убийства Сотниковой.

Если Людмила Николаевна никак в этом деле не замешана, она просто нахмурится и пожмет плечами. И будет ждать следующего звонка неизвестной женщины, чтобы выяснить, в чем там дело с убийством. Если же она твердо знает, что у Аллы не было никаких сестер, то насторожится. А вот если гражданка Светлова знает про убийство своей соперницы нечто большее, то она всполошится и предпримет какие-то шаги. Например, попытается с кем-то встретиться, потому что телефону важную информацию доверить нельзя, можно только договориться о встрече. Сейчас половина второго, и выскочить куда-то Светлова может только в обед, с двух до трех, потому что все остальное время у нее расписано по минутам, встречи с клиентами отменять нельзя, а то все разбегутся.

Все эти мысли посещали меня на бегу. Вот и стеклянный куб бизнес-центра. Я поднялась на третий этаж, нашла нужную комнату и пристроилась в уголке у окна в надежде, что Людмила Николаевна меня не узнает. Когда я приходила в виде курьера, то на мне была поношенная куртка с капюшоном, истоптанная лапами Бонни, и вязаная шапочка. Теперь же на мне норковый полушубок, шапки нет, зато розовый свитерок выглядывает кокетливо и привлекает внимание. Я начесала волосы на лоб и щеки, чтобы не было видно лица, и затаилась. Часы показывали без четверти два.

Что-то тяжело ухнуло в темноте и отдалось гулкой, мучительной болью. Человек пошевелился, и все тело его превратилось в источник боли. Болели руки, ноги, спина и остальные части тела. Однако сильнее всего болела голова. В ней как будто перекатывались огромные валуны или ржавые бочки из-под горючего.

Преодолевая боль, человек разлепил веки, удивленно посмотрел перед собой. Над ним нависал низкий металлический потолок, пересеченный плоской ребристой балкой, на которой раскачивался фонарь в крупной ячеистой сетке. Человек попытался приподняться на локте, но на него накатилась новая волна боли и тошноты.

Он замер, преодолевая приступ, и попытался ответить на два мучительных вопроса: кто он такой и где находится.

Ответов не было, а всякая попытка напрячь память приводила только к новому приступу тошноты и головокружения.

Где-то наверху над головой прогрохотали тяжелые шаги, распахнулась маленькая наклонная дверца, в нее потянуло холодом, просочился тусклый свинцово-серый свет. В светлом прямоугольнике показалась смутно знакомая фигура. Помаячив на пороге, этот некто обернулся через плечо и крикнул кому-то невидимому:

– Кажется, мент оклемался!

Человек, лежащий на полу, удивленно прислушался к этим словам и понял, что говорят о нем. Это он оклемался. И это он – мент.

Он зацепился за скудную информацию и попытался распутать клубок, начиная с этой тонкой ниточки.

Да, правда, ведь он мент… точнее – бывший мент, милиционер на пенсии. И зовут его Василий Макарович Куликов.

Это был огромный прогресс. Теперь он хотя бы знал, кто он такой. Теперь бы еще сообразить, где находится и как сюда попал.

Василий Макарович снова попытался приподняться. На сей раз дело пошло лучше. Он сел, привалившись спиной к холодной стенке, и огляделся.

Он находился в тесном помещении, в которое вела узкая железная лесенка от той самой наклонной дверки.

Еще в этом помещении была узкая койка, застеленная клетчатым шерстяным одеялом, и стол, привинченный к стене.

Все это постепенно начинало складываться в какую-то картину, казалось, еще немного, и Василий Макарович все поймет. Но последнее усилие все никак ему не давалось. На него волнами накатывалась дурнота, казалось, что комната раскачивается вместе с ним, как… как что-то очень знакомое.

Во всяком случае, он точно не у себя в квартире.

Собственная квартира постепенно всплыла в его памяти – маленькая уютная кухонька, спальня, стеллаж с самодельными моделями танков и самоходок, круглый стол… и огромная золотисто-песочная зверюга, положившая на этот стол лобастую голову…

– Бонни… – произнес Василий Макарович всплывшее в памяти имя.

– Точно, оклемался! – проговорил человек на пороге. – Какого-то Боню зовет!

А Василий Макарович вспоминал свою жизнь фрагмент за фрагментом. Вслед за Бонни он вспомнил его хозяйку, свою тезку Василису. Вспомнил неудачную попытку организовать частное детективное агентство. Вспомнил долгие дни, которые проводил у себя в кабинете, безуспешно ожидая клиентов. Вспомнил первого клиента, который пришел к нему, чтобы поручить слежку за своей женой. Всплыло в памяти даже имя этого клиента – Николай Ликопиди…

Дальше дело пошло бодрее.

Василий Макарович вспомнил, как следил за женщиной, чью фотографию показал ему Ликопиди. Как попросил помочь Василису. Как перепуганная Василиса примчалась к нему, рассказав, что женщину убили буквально у нее на глазах.

И потом… потом к нему нагрянули двое бандитов, которые едва его не убили. Убили бы, если бы не Бонни. А он начал собственное расследование, выяснил, что Ликопиди – вовсе не Ликопиди, что настоящий Ликопиди давно умер… вспомнил встречу с Марго Малашонок, вспомнил, как после разговора с ней отправился в испанский ресторан…

Комнату снова качнуло, но это не сбило его с мысли, наоборот, поставило все на свои места.

Он вспомнил, как ехал через Петроградскую сторону за метрдотелем Рудольфом, как приехал к лодочной стоянке, – и понял, где находится.

Он находится в каюте небольшой яхты или другого маломерного судна. Узкая койка, привинченный к стене стол – все это характерно для корабельной каюты, и то, что комната раскачивается, – вовсе не результат головокружения после удара по голове. Кораблик в самом деле раскачивается на волнах.

А тот человек, что стоит в дверях каюты, пристально разглядывая его, – это один из тех двоих бандитов, которые пытались его убить. Мрачный тип с низким шишковатым лбом и сросшимися бровями.

– Точно, оклемался! – проговорил тип кому-то, кто стоял у него за спиной. – Можно поговорить по душам!

Он спустился по трапу, грохоча тяжелыми ботинками, и с угрожающим видом остановился возле дяди Васи. Следом за ним скатился второй человек, в котором Василий Макарович узнал своего заказчика, фальшивого Николая Ликопиди, человека, которого подельники называли странной кличкой Бесик.

Бесик наклонился над Василием Макаровичем, пристально поглядел на него и насмешливо проговорил: