Дарья Донцова - Другая жизнь оборотня

– Да, – подтвердила я.

– Прекрасно, – обрадовалась хозяйка дома. – Осталось подождать, когда остальные определятся.

Я сделала еще одну попытку сбежать из коттеджа.

– Теперь мы можем вас покинуть?

– Обед в шесть, – предупредила Луиза. – До монастыря близко, два километра по тропинке.

– Я хотела уехать совсем, – уточнила я.

– Дашенька, – пропела вдова, – в завещании есть еще один пункт: после того как все определятся с презентами, каждый должен рассказать, какое доброе дело он совершил, иначе подарка не получит.

– Сегодня погода плохая, – начал сопротивляться мой муж, – снег, слякоть.

– На дворе тепло, как летом, – возразила я.

– Можно я еще чуть-чуть посижу в библиотеке? – взмолился Маневин. – Тут столько интересного.

– Ну ладно, – смилостивилась я, – без тебя пройдусь. Но завтра отправимся на прогулку вместе. Обещаешь?

– Угу, – промычал мой профессор, не отрывая взора от стеллажа, уходившего под потолок. – Здесь есть лестница?

– Была, – неуверенно произнесла хозяйка, – вернее, она должна тут находиться.

Луиза взяла с письменного стола трубку и набрала номер. Я услышала звонок и удивилась: откуда долетает звук?

– Алло, Борис, куда подевалась лестница из библиотеки? – сурово начала Шкодина. – Я тут…

Из коридора раздались шаги, в библиотеку вошел Борис.

– Луиза Ивановна, ее позаимствовал Антон Викторович, – доложил управляющий.

– Зачем она ему? – насупилась вдова.

– Четкого ответа не дам, – смутился Борис. – Антон Викторович просто велел принести ее к нему в кабинет.

– Очень не люблю, когда в доме беспорядок, – укорила Бориса Луиза, – у каждой вещи должно быть свое место. Принеси господину Маневину лестницу из гардеробной синей комнаты. А потом, когда Антон велит забрать у него библиотечную стремянку, вернешь лестницу обратно.

Оставив Феликса рыться на полках, я вышла в коридор, двинулась по направлению к выходу из дома и была остановлена воплем:

– Стойте!

Я обернулась – ко мне со всех ног несся Степан. Поравнявшись со мной, он задал вопрос:

– Ты блондинка?

Я редко теряюсь, когда люди ведут себя странно, но сейчас на секунду опешила. А потом спокойно ответила:

– Добрый день. Вас интересует цвет моих волос? Саша Никандров, мой колорист, называет этот оттенок «луч света ранней осенью». Но он поэтическая натура, обычные люди считают меня блондинкой.

– Крашеная… – разочарованно протянул Богатов. – Вот бабы! Тьфу на вас прямо! Сплошной обман – волосы не свои, сиськи резиновые, в задницу фигня вшита, лицо переделано. И зубы небось пластмассовые. И как понять, какая ты от природы?

Я опять растерялась. Нет, мне попадались на жизненном пути и грубияны, и хамы, и завистники, и люди, которые говорили: «Сейчас скажу тебе правду, но это исключительно ради твоего блага», а затем вываливали инфернальные гадости. Со всеми этими экземплярами я была энное время знакома, сейчас же передо мной был человек, с которым я беседовала впервые. И как реагировать на его поведение? Я молча смотрела на побагровевшего бизнесмена, продолжавшего негодовать на весь женский пол.

– Клянутся тебе в любви, а тайком привороты-присушки делают. Замуж выйдут и давай деньги тянуть. Все им мало! Сообразят, что муж не все их фокусы оплачивать собирается, и к колдунам бегут. А я в списке Форбс давно, обеспечен, упакован, у меня есть что откусить. Ну да, я богат. Очень! Я олигарх!

До меня донеслось тихое покашливание. Посмотрев чуть правее, я увидела Антона, который вертел указательным пальцем у виска и старательно кивал. Я попятилась. Спасибо, конечно, гомеопату, дававшему мне понять, что у Богатова съехала крыша, но лучше бы Антону увести агрессивного господина и запереть его до приезда санитаров из психиатрической клиники.

Травник тронул пациента за плечо.

– Степан Андреевич, думаю, госпожа Васильева вас неправильно поняла.

– Я русским языком спросил ее: «Ты блондинка?» – заорал денежный мешок. – Как еще эти слова истолковать можно? Не по-китайски пищал!

Антон склонил голову к плечу.

– Дарья, Степан Андреевич сильно нервничает, поэтому…

– А ты бы как себя вел? – заревел Богатов. – Жена меня в гроб вогнать решила. Мария Алексеевна увидела, как фото покойнице в руки дали. Теперь отнять надо.

Антон подошел ко мне.

– Дарья, понимаю, у вас свои планы, но, пожалуйста, уделите нам десять минут.

– Ладно, – согласилась я. – Собственно, никаких особых планов я не строила, хотела в монастырь на экскурсию сходить.

– О! Туда нельзя! – заорал Степан. – Там чернота висит! Она может навредить тебе!

Я опять отступила к стене, Антон обошел олигарха и взял меня под руку.

– Даша, Степан Андреевич…

– Убить меня решил? – заскрипел зубами Богатов. – Что я тебе про отчество говорил и «выканье»?

– Простите… то есть прости, – извинился гомеопат. – Даша, Степан хотел спросить: «Вы натуральная блондинка?»

– Да, – кивнула я, – именно так. У меня классическая внешность: светлые волосы, голубые глаза, тонкая кожа цвета однопроцентного молока. Глупость, отсутствие логики и неспособность выучить простые арифметические действия прилагаются в комплекте.

Антон рассмеялся.

– Цвет волос на ум не влияет. А наличие чувства юмора говорит о вашей незаурядности.

– В школьном возрасте у меня были пепельные волосы, – разоткровенничалась я, – парадоксальным образом они с возрастом не потемнели, наоборот, стали к тридцати годам почти белыми. Близкие подруги знали, что я не крашусь, но дальние знакомые наперебой советовали: «Прекращай осветляться. Блондинка цвета майонеза выглядит ужасно». В конце концов все мне так надоели, что я стала тонировать волосы в пшеничный оттенок. А теперь объясните, зачем Степану Андреевичу…

– Только не отчество! – взвыл олигарх.

– Зачем ему понадобилось выяснять, что я делаю с волосами, – договорила я.

– Давайте зайдем в кабинет, – попросил гомеопат. – Я смотрю, вы щуритесь. Голова болит?

– Есть немного, – призналась я, шагая за Антоном по коридору.

– Мигренями страдаете? – продолжал доктор.

– Верный диагноз, – согласилась я.

– Лечитесь?

– Давно перестала.

– Потому что ничего не помогает, даже вальтацин?

– Опять в точку, – подтвердила я.

– Во время приступов забиваетесь под одеяло и трое суток проводите в постели?

– Нет, только сутки. На следующее утро, как правило, мне становится легче, – вздохнула я.

– Легкая форма.

– Ничего себе! – подскочила я. – Мне ужасно плохо!

– Двадцать четыре часа не так уж много.

– Когда болит у другого, всегда кажется, что время летит быстро, – вздохнула я. – Однако не хочется, чтобы мигрень мучила меня у вас в гостях.