Наталья Александрова - Любовь, морковь, свекровь

– Леонид Петрович в дороге немножко устали, так вы их постарайтесь не очень утомлять. Им еще сегодня на совещание. – И шофер выразительно поднял глаза к небу, по которому проплывало одинокое пухлое облачко.

– Непременно, как же, не утомим! – воскликнул Помпинчук и поспешно представился: – Помпинчук, заместитель директора!

Молодой начальник только теперь его заметил и удивленно уставился, как на странное насекомое, залетевшее в тарелку супа:

– Как – Чингачгук?

– Извиняюсь, Помпинчук, – поправил зам, – на букву «П» начинается!

– На букву «П»? Сразу видно, что расхититель. Расхититель и взяточник!

– Извиняюсь, – со слезой в голосе возразил Помпинчук, – с кого мне взятки брать? С хулиганов наших? С этих преступников малолетних? С этих подрастающих Чикатило? – и он покосился на одного из воспитанников интерната, который как раз в этот момент привязывал к хвосту черного кота Черномырдина пустую консервную банку.

– А расхищать, как я понимаю, уже нечего. – Леонид Петрович окинул взглядом неказистые строения интерната. – Все заслуживающее внимания уже расхищено!

– Я к юмору очень хорошо отношусь, – с подобострастной улыбкой отозвался Помпинчук. – Особенно если из начальства кто встречается остроумный!

В проеме между двумя корпусами несколько учащихся интерната замешивали бетон под присмотром учителя физкультуры Карнаухова. Помпинчук за спиной высокого гостя сделал страшные глаза и выразительно помахал Карнаухову, чтобы тот временно прекратил эту трудотерапию.

Леонид Петрович вроде бы не заметил этих сигналов. Он запрокинул голову, внимательно разглядывая окна интерната. Искал он ящик с сине-белой петунией, но в этом учебном заведении с таким же успехом можно было разыскивать золотые самородки. Цветов здесь отродясь не бывало.

– Окна у вас ремонта требуют, – заметил гость с неодобрительной миной.

«Вот ведь сволочь глазастая! – ужаснулся Помпинчук. – И пяти минут не пробыл, а уж заметил!»

Дело в том, что минувшей осенью интернату были выделены средства на установку стеклопакетов, но руководство учебного заведения нашло этим средствам более разумное применение. Сам Помпинчук на часть этих денег сделал ремонт у себя в квартире.

– Поступили сигналы, что у вас в интернате плохо обращаются с контингентом, – строго проговорил Леонид Петрович, опустив взгляд с окон и снова заметив Помпинчука, – Вместо учебного процесса загружаете тяжелой физической работой!

– Да как можно! – Помпинчук прижал руки к сердцу, обрадовавшись, что ревизор сменил тему. – Это же дети! Разве мы не понимаем? Физические нагрузки только в плане физкультуры и спорта! Причем вполне умеренные, и при условии достаточного питания! Кстати, не хотите ли взглянуть, как у нас кормят контингент?

– Взглянем, взглянем! – Леонид Петрович недовольно поморщился, как будто ему были тесны ботинки, и, прежде чем войти вслед за Помпинчуком в главное здание интерната, бросил своему шоферу: – Ухокрутов, исходи из того, что обратно меня приблизительно часа через два повезешь!

– Здесь у нас библиотека, – докладывал Помпинчук начальнику, – А пищеблок вот тут, за углом!

Навстречу им высунулся заведующий столовой Пузиков. Помпинчук ухватил его за пуговицу и торопливо прошептал:

– Покорми гостя по высшему разряду! Директорский комплект! Большой человек, никак не меньше депутата! И вызови Сыроежкину, без нее никак не обойдемся!

Любочка Сыроежкина официально числилась в интернате буфетчицей, но выполняла в нем гораздо более сложные и тонкие обязанности. Была она пухленькая и кругленькая, глаза имела голубые и незамысловатые, с детским и простодушным выражением, волосы кудрявые, цвета топленого молока. Когда в интернат прибывали всевозможные проверяющие мужского пола, непременно приглашали Сыроежкину, и все проблемы очень скоро сами собой решались.

Из коридора выглянуло несколько любопытных старшеклассников, один из них показал Помпинчуку язык, но тут же чьей-то сильной рукой был втянут обратно за угол.

– Жаль, что вы заранее нас не предупредили, – сокрушался Помпинчук, – мы бы тогда встречу лучше подготовили! Поручили бы повару что-нибудь особенное приготовить…

– Вот об этом я тоже хотел поговорить, – проговорил гость, придирчиво оглядывая пищеблок. – Отчего это у вас никто на телефонные звонки не отвечает? Чем у вас кадры заняты? Я перед тем, как к вам ехать, велел секретарше дозвониться до интерната, предупредить, а никто на звонки не отвечал!

– Не может быть! – Помпинчук преданно вылупил глаза. – С этим у нас строго! Постоянный человек дежурит возле телефона, чтобы вовремя реагировать…

– Тем не менее! – строго возразил Леонид Петрович. – Телефон такой-то ваш? – И он продиктовал номер, который минувшей ночью высветился на табло автоответчика.

– Тут такая неприятность вышла, – затянул Помпинчук. – Вообще-то этот номер как бы за нами числится, но фактически он не наш.

– Как это? Ничего не понял!

– То есть с этим номером произошла путаница… его ошибочно передали другому абоненту…

– Ну народ! – Леонид Петрович изумленно уставился на Помпинчука. – Вы что, уже и телефонные номера налево пускать научились?

– Как вы могли подумать! – обиженно воскликнул Помпинчук. – Мы к этому вообще не имеем никакого отношения! Это на телефонной станции какая-то неразбериха…

– Ну, значит, там кто-то номера налево пускает.

На этом месте разговор прервался, поскольку в комнату, наивно округлив голубые глаза, вплыла Любочка Сыроежкина с подносом в руках. Поднос был заставлен такими угощениями, какие вряд ли когда-нибудь пробовали проблемные подростки, воспитанники интерната. Здесь была и превосходная ветчина, и ароматный швейцарский сыр, и бутерброды с икрой, и маринованные огурчики, и крупно нарезанная семга. Разумеется, к такой закуске прилагалась запотевшая бутылка хорошей водки. Но аппетитнее всего этого гастрономического великолепия выглядела сама Сыроежкина в коротком черном платье, выгодно подчеркивающем фигуру, и белоснежном кружевном переднике. Поставив поднос на стол, она потупилась и проговорила низким волнующим голосом:

– Угощайтесь!

Это прозвучало несколько двусмысленно. Чтобы снять возникшую неловкость, Сыроежкина добавила:

– Потом будет летний суп-окрошка и шашлык по-карски!

В другое время Леонид Петрович, он же Леня Маркиз, не устоял бы перед таким заманчивым предложением. Но сейчас он не мог отвлекаться. Он искал Лолу, в его ушах звучал ее голос, в ужасе повторяющий:

«Спаси меня, Леня!»

Поэтому он с сожалением отказался от предложенного угощения, сославшись на неимоверную занятость, еще раз осмотрел здание интерната и направился к своей машине.