Дарья Донцова - В когтях у сказки

Дмитриев открыл айпад.

– Алевтина Григорьевна носила редкую фамилию Трындычихина, о чем все благополучно забыли. А прозвище каждый теперь объясняет по-своему, но на самом деле те, кто первым стал звать гинеколога Трындычихой, просто использовали паспортные данные. Женщина работала главврачом родильного отделения больницы, которая обслуживала Тамбовск и ряд других городков. Она была опытным специалистом и сострадательным человеком, понимала, что не всякая беременность радость для женщины. Официально аборты в России запретили в конце 20-х годов прошлого века, а разрешили в конце пятидесятых, но тогда же врачам было велено отговаривать пациенток от операции. Гинекологи крайне неохотно выписывали направление на прерывание беременности тем, кто не имел детей или родил только одного ребенка. И обезболивание во время этого вмешательства разрешалось делать лишь в случае изнасилования или когда женщина ложилась на стол по медицинским показаниям. Остальным, кто просто хотел избавиться от нежеланного плода, предстояло терпеть боль. Некоторые беременные пугались и отказывались от операции. Вопрос, как они потом относились к детям, которых, по сути, их вынудили родить, повисал в воздухе. Алевтина помогала тем, кто не хотел вынашивать дитя, используя комбинации лекарств, которые вызывали выкидыш. Действовала она тайком и не бесплатно. Полагаю, она поменяла свою квартиру в Тамбовске на домик в глухом углу именно для того, чтобы соседи не насторожились, видя, как к Трындычихиной постоянно ходят бабы.

Степан обвел взглядом присутствующих.

– Теперь самое интересное. Никто из ее пациентов не умирал, под судом и следствием она никогда не состояла, до самой своей кончины работала все в том же родильном отделении. Возможно, слухи о тюремном заключении возникли из-за того, что Алевтина Григорьевна на три года уезжала из Тамбовска. Потом вернулась и продолжала жить, как раньше.

– Зачем же она покидала родные края? – удивилась Лаврова.

Степан потер ладонью лоб.

– История, которую мы с Виолой рассказывали, случилась в советские годы. Лидеры СССР поддерживали компартии разных стран как деньгами, так и специалистами. Западная пресса тех лет постоянно писала, что коммунисты во всем мире получают от Никиты Хрущева, а потом от Леонида Брежнева мощную помощь. А в советской прессе трубили, что у граждан СССР есть братья-коммунисты в Европе и Америке. Не надо забывать, что шла холодная война, сражались две идеологии. Был еще один аспект, о котором издание ЦК КПСС, газета «Правда», никогда не сообщало: перевороты в ряде государств третьего мира происходили при непосредственном участии советских спецслужб. Чтобы привить населению какой-нибудь слаборазвитой страны любовь к Москве, Советский Союз начинал так или иначе ей помогать. Например, Красный Крест размещал, где только мог, госпитали. Представьте себе государство, в котором женщины умирают в родах от антисанитарии, а дети от того, что нет педиатров и лекарств. И вдруг в этом глухом закутке мира открывается больница, куда можно прибежать в любое время дня и ночи, получить консультацию специалиста, лекарства, пакет с едой и бутылку чистой воды в придачу, не заплатив за все это ни копейки. Конечно же, местное население ломилось в советские клиники. Медики останавливали эпидемии, бесплатно раздавали противозачаточные средства, ликвидировали младенческую смертность, рассказывали о гигиене. И когда наступал день выборов в местный парламент, электорат дружно голосовал за партию, обещавшую открыть еще парочку таких же медицинских учреждений. Так вот, Трындычихина работала три года в Африке. Врачам, уезжавшим в такую командировку, запрещали болтать направо-налево о том, где они находились и что делали. Но большинство служащих все же рассказывали друзьям-коллегам, как они провели несколько лет в экзотической стране. Трындычихина принадлежала к тем людям, кто крепко держал язык за зубами, она была серьезным, ответственным человеком и не нарушала данное слово. А что подумали жители Тамбовска, когда Алевтина вдруг исчезла куда-то на три года, а потом вернулась? Мысль о загранице им и в голову прийти не могла, в коммунистические времена за рубеж отправлялись единицы, причем в основном из столицы, а не с периферии. А вот на зоне за разные преступления граждане оказывались часто. Кто первым запустил сплетню об умершей пациентке Трындычихиной, за деньги сделавшей аборт, неизвестно. Но болтуны с уверенностью заявляли, что несчастная умерла, называли даже имя бедняжки, правда, всегда разное: Аня, Оля, Катя, Нина, Лиза… Нашлись и те, кто присутствовал на суде, где врача обвинили в убийстве и откуда ее отправили в колонию. Когда Алевтина Григорьевна вернулась из заграничной командировки, никто не сомневался, что она отсидела срок. Рассказы о том, как Трындычихина проводила время в заключении, летали по округе, обрастали подробностями. Нет бы сплетникам подумать: ведь врача, лишившего пациентку жизни, непременно отстранили бы от работы в больнице, возможно, даже навсегда. Но никто на эту тему не размышлял. Да еще Алевтина вела себя подозрительно – поселилась на отшибе, ни с кем не дружила, ни к кому в гости не ходила. Она скончалась внезапно – у нее случился инсульт. Еще вчера она принимала младенцев, а назавтра не пришла на работу. Наверное, из-за того, что смерть Трындычихиной оказалась неожиданной, в народе тут же сложилась очередная легенда: Алевтина взялась вызвать за большие деньги искусственные роды у пациентки на пятом месяце. Женщина погибла, врач с горя прыгнула со скалы в море. Но ничего такого никогда не происходило. Личность Трындычихиной не однозначна – она делала незаконные аборты, брала за них деньги, но была хорошим доктором, хоть и не всегда соблюдала правила и должностные инструкции.

Степан посмотрел на меня, и я сказала:

– Спасибо господину Дмитриеву за рассказ. Теперь мы знаем правду о Трындычихе. Но Степан изложил далеко не все, это лишь часть истории про Алевтину. Теперь вспомним Ивана Михайловича Ларкина.

– Я его не застала, – перебила меня Рамкина, – но слышала, что он был замечательным педагогом и прекрасным директором. При нем интернат для инвалидов из клоаки превратился в райское место.

– Однако в раю тоже бывают проблемы, – вставил свое слово шеф местной полиции.

Я продолжила:

– Анна Семеновна права. Ларкин любил детей, навел в приюте порядок, выгнал воров, нанял честных людей. И жена его, Вероника Петровна, была такой же. Дочь Галочка пошла в родителей. Одна беда – Ларкины хотели, но не могли завести второго ребенка.

Степан показал на ноутбук.

– Человек давно умер, а его документы целы, лежат себе в архиве. Вообще-то медкарту покойного следует утилизировать, но в случае с Ларкиной она сохранилась. Почему? Сейчас объясню. Вероника Петровна и Иван Михайлович мечтали о сыне, но у жены никак не получалось забеременеть. Она лечилась в НИИ акушерства и гинекологии, но безрезультатно. В конце концов супруги оставили бесплодные попытки. И вдруг спустя какое-то время после того, как они перестали бегать по врачам, Ларкиным позвонили из столицы и предложили принять участие в тестировании нового, пока еще неапробированного лекарства от бесплодия. Вероника согласилась и целый год регулярно каталась в Москву. Ученые специально выбрали женщину со сложной патологией, мешающей зачатию. И – о чудо, – у Ларкиной родился мальчик. История болезни Вероники Петровны хранится вместе со всеми документами, связанными с созданием медикамента, который сейчас продается в аптеках. Народ в Тамбовске об эксперименте не знал, увидев Веронику с животом, все посчитали, что Господь наградил Ларкиных за доброту, в частности, за то, что Иван Михайлович, став директором интерната, взял в свой дом Машу Савину. Девочка стала второй дочерью Ларкиных, сестрой Галочки. Но официально удочерить ребенка пара не могла, так как биологическая мать Маши, узнав, что родила больного ребенка, отдала его в приют, но отказ не оформила. Причем, как выяснилось, она умудрилась сохранить льготы, которые ей полагались как матери инвалида – бесплатный проезд на городском транспорте, большую скидку на оплату коммунальных услуг, на железнодорожные билеты.