Наталья Александрова - Дегустация волшебства

– Ты, Лена, небось уже и песни-то такой не помнишь. А советские гуси только под такие песни и паслись.

– Нечего ее рассматривать! – сердито сказала Лена. – Нужно скорее ее в Эрмитаж подбросить и забыть все как страшный сон.

– Тут ты права, потому что хранить ее дома опасно, – согласилась Надежда. – Но как подбросить? С этим будут проблемы. Если послать по почте ценной бандеролью, то обязательно придется в почтовом отделении показать, что это за картина. Кто же поверит, что Эрмитажу понадобятся этакие гуси? Если в дар, то положено идти туда и оформлять специальные документы. Если сунуться со служебного входа и попросить передать сверток во французский отдел, то бдительная охрана попросит развернуть – а вдруг там бомба?

– Что же делать?

– Ладно, я вечером подумаю, а завтра тебе скажу, – решила Надежда, – все равно сегодня, в понедельник, Эрмитаж выходной.

– Уж как хотите, Надежда Николаевна, а пусть картина у вас до завтра полежит! – решительно заговорила Лена. – У меня сил нет к ней прикасаться.

Надежда и сама хотела, чтобы картина осталась у нее, поэтому легко согласилась. Она не хотела говорить Лене, но решила просить помощи у Гарика. Рассказать ему кое-что, не называя имен, конечно, и попросить совета, как пропихнуть злополучную картину в Эрмитаж. Гарик человек порядочный и неболтливый. Надежда знает его много лет, он не откажется помочь и никогда не выдаст.

Надежда позвонила Гарику по телефону, велела приехать вечером к ней – нужно серьезно поговорить, а у него дома, как всегда, форменный кошмар – внуки-бандиты резвятся.

– Только никому не говори, что ко мне едешь! – наказывала она. – И лифта не жди, поднимайся пешком.

– Надежда, ты что – свидание мне назначаешь, что ли? – в полном изумлении спрашивал Гарик. – Что еще за тайны Мадридского двора!

– Приезжай – увидишь! – посулила Надежда.

Гарик приехал в семь вечера страшно заинтригованный, с огромным букетом хризантем.

– Ты с ума сошел! – ахнула Надежда, открывая двери. – Цветы-то зачем?

– Для конспирации! – веселился Гарик. – Чтобы никто не догадался!

– Есть будешь? – машинально спросила Надежда, как спрашивала любого мужчину, появившегося в ее доме, не считая, разумеется, сантехников, электриков и агитаторов, впрочем, последних она вообще перестала пускать на порог.

Всем известно, что мужчины вечно хотят есть, даже если дома жена накормила недавно вкусным обедом, не откажутся выпить и чаю. Так и сейчас: Гарик как-то неуверенно сообщил, что вроде бы недавно обедал, но кофейку бы выпил. Надежда налила ему растворимый кофе и положила в вазочку кокосовое печенье.

– Ну, рассказывай, зачем звала! – предложил Гарик. – Чтобы время зря не терять.

– Сядь комфортнее и смотри сюда! – Надежда, как фокусник в цирке, отбросила легкую ткань, которой была покрыта картина на отдельном стуле.

Гарик поперхнулся кофе и закашлялся.

– Говорила же, приготовься!

– Слушай, какую дрянь ты пьешь и еще людям подсовываешь! – возмутился Гарик. – Это, по-твоему, кофе?

– Да прекрати ты! – рассвирепела Надежда. – Разъелся там по Европам на хороших продуктах, пей что дают! А не хочешь – так погляди на картину, она тебе ничего не напоминает?

– Неужели Митькины гуси? – поразился Гарик. – То есть Аристарховские? Как они к тебе попали?

– Долгая история, – вздохнула Надежда. – Ты только не удивляйся и не перебивай. Ты думаешь, Аристархов какую копию вывозил?

– Понятия не имею.

– А я точно знаю, что вывозил он копию Клода Жибера «Бассейн в гареме». Оттого и замалевал гусями.

– Ну надо же! – присвистнул Гарик. – Тогда все сходится.

– Ты слушай дальше. Это Аристархов думал, что у него – копия. А на самом деле у него была самая настоящая картина.

Гарик залпом выпил дрянной кофе и поставил чашку на стол.

– Ну, Надежда, удивила! Рассказывай подробно, что ты знаешь про украденную картину.

– Подробно не могу, – честно предупредила Надежда. – В общем, картину, как ты понимаешь, сперла не я. Больше мне делать нечего. Украли ее дети, подростки то есть, парень из вредности, а девочка не смогла его удержать. Если в полицию идти – ведь посадят? А мне ее, девочку, жалко, так и получилось, что я замешана в уголовном деле.

– Ну и как же они ее сперли?

– Так и сперли: вошли в те залы, что шнурочком отгорожены, пока музейные тетки за другими следили, парень вырезал картину и спрятал ее под рубашку.

Гарик расспросил, каким образом удалось вынести картину, и откинулся на спинку стула:

– Всегда знал, что в Эрмитаже бардак!

– Короче, мы решили картину вернуть в Эрмитаж, но побоялись туда открыто идти. И решили подбросить ее в Академию художеств – там народ грамотный, сразу определят, что за картина перед ними.

– Погоди, дальше сам догадаюсь! Значит, вы не нашли никого приличнее профессора Аристархова. А он увидел картину и подумал, что это копия, для него сделанная, так?

– Ну, так… Путаница вышла.

– А у Митьки как картину отобрали?

– Тихонько подменили. – Надежда не удержалась и рассказала в подробностях, каким образом они подменили картину в аэропорту.

– Он даже ничего не заметил! И таможню прошел, как миленький, никто его ни о чем не спросил. Теперь у меня к тебе просьба, научи, как в Эрмитаж этих гусей вернуть, то есть не гусей, а Клода Жибера.

Гарик не ответил, он внимательно рассматривал холст, сначала с изнанки, а потом – с лицевой стороны.

– Гарик, помоги! Нет у тебя там никаких знакомых?

– Что? – он очнулся от глубокой задумчивости. – В Эрмитаж, говоришь? Знакомые у меня там есть, но не могу же я их впутывать. А подбросить картину проще простого: сдай пакет в гардероб. А потом забудешь взять. Полежит он несколько дней, потом спохватятся, раскроют – и найдут картину.

– Гениально! – восхитилась Надежда. – А ее точно найдут?

– Со временем – непременно, – обнадежил Гарик.

– Как это я раньше не догадалась? Тогда можно было бы и в академию не ходить, и никакой подмены бы не было.

– Это уж точно, – снова Гарик внимательно оглядел холст.

Если бы Надежда не была в таком приподнятом настроении от удачно проведенной операции с картиной, она непременно заметила бы, что Гарик выглядит каким-то задумчивым. Но, во-первых, как уже говорилось, Надежду распирала гордость от содеянного, то есть она поддалась обычной женской суетности – вот, мол, как все мне удается! А во-вторых, Гарик в последнее время много жил за границей, виделись они с Надеждой редко, и она не смогла определить по внешнему его виду, что ее собеседника что-то беспокоит.

Гарик предложил свою помощь, но Надежда сказала, что в Эрмитаже она справится сама. Точнее, она взяла в помощь Лену.

Все прошло как по маслу. В Эрмитаже в последний день каникул царило обычное столпотворение, никто не обратил внимания на женщину средних лет с дочерью или племянницей. Надежда пришла в обычной одежде, Лена тоже не использовала ни париков, ни грима. Сняв пальто и усадив Лену на лавочке под зеркалом, Надежда, оглянувшись по сторонам, достала из пакета все ту же куртку, в которой она ездила на дачу, а теперь решила пожертвовать ею во имя картины. Она подошла к гардеробщице с курткой и с большим полиэтиленовым пакетом, набитым бумагой, внутри которой был спрятан футляр с картиной. Просительно улыбаясь, она попросила оставить пакет. Гардеробщица не возражала, ничего не показалось ей подозрительным: женщина из провинции приехала в наш город на экскурсию. Нужно и музеи посетить, и по магазинам побегать.