Дарья Донцова - Магия госпожи Метелицы

– Вчера вечером я понесла в туалет мыть новые чашки, уронила поднос. Простите, у вас там есть одна кружечка. Я куплю новый сервиз на свои деньги. Вот только выздоровлю, у меня грипп, температура высокая.

– Ты уволена! – перебивает девушку начальница, берет с полки одинокую кружку и идет заваривать себе чай.

Когда мы с Ниной Максимовной вошли в кабинет Хатуновой, я увидела на письменном столе чашку с изображением собачек, из которого директриса пила чай. Когда стало понятно, что Хатунова умерла, Федотова чуть не упала в обморок, ей стало дурно, я увела Нину Максимовну в холл, там мы наткнулись на Соеву, она спросила:

– Что случилось?

Я знала, что кабинет Полины не заперт, ключ от него Лена потеряла, поэтому шепнула библиотекарше:

– Вера Борисовна, Полина Владимировна скончалась на рабочем месте, похоже, у нее инфаркт. Очень вас прошу, не кричите, подежурьте у двери кабинета, никого туда не пускайте, я быстро вернусь, а полиция уже едет.

Произнеся просьбу, я в ту же секунду поняла, что совершила глупость. Библиотекарша сейчас впадет в истерику, как Нина Максимовна. Но Вера неожиданно спокойно кивнула, чем вызвала мое удивление. В тот момент я еще не знала, что Соева училась вместе с Хатуновой в медвузе и некоторое время работала патологоанатомом, Вера Борисовна не боится трупов.

Я посмотрела на Андрея.

– То, что до сих пор я рассказывала, это факты, а теперь изложу свои домыслы. Полагаю, Соева заглянула в кабинет Хатуновой, она небось хотела достать из стола папку с фотографиями, но поостереглась, побоялась, что кто-нибудь ее заметит с ней, увидела кружку с собачками, пришла в восторг и схватила ее. Давай вспомним, что у Веры в юности был опыт сотрудничества со следователями, она же служила патологоанатомом в судебном морге. Соева понимала, что полиция удивится, если на столе с чайником и пастилой не будет кружки, полезла в шкаф, чтобы поставить вместо украденной другую чашку, но на полках было пусто. Наплевав на осторожность, Вера бежит в учительскую, хватает первую попавшуюся под руку емкость, это оказывается моя белая чашка. В гимназии идет урок, дети и педагоги сидят в классах. Я умываю в туалете рыдающую Федотову, Соеву никто не видит. В качестве последнего штриха она наплескала в мою кружку немного заварки из чайника и засунула вожделенную чашку с собачками в карман своего платья, выдохнула, и тут в кабинет вошел вызванный мной охранник.

– Не логично получается, – не выдержал Платонов, – Соева сообразила, что нельзя брать папку с дорогими сердцу снимками, которые могли навести внимательного человека на мысль об организации «Свобода или смерть», и… схватила ерунду? Прошлась туда-сюда, не боясь, что ее увидят, поймают за руку?

– Очень даже логично, – заспорила я. – Этот поступок вытекает из характера библиотекарши. Стол, не зная секрета, не открыть. Вера небось решила вытащить папку, когда шум уляжется. В этой ситуации она действовала как умный человек. Но Соева не способна себя контролировать при виде вещи с изображением животных. Давай вспомним, что она украла у одной школьницы пенал. У Веры Борисовны срывает крышу при одном взгляде на рисунок или фото щеночка, котенка, птенчика. Ей сразу хочется зацапать «красоту», и весь ее ум нацеливается на получение желаемого.

Позвони экспертам и спроси: у белой чашки, из которой Хатунова пила чай, есть на донышке цифра «сто»? Если да, то ход моих рассуждений верен. И пусть кто-то свяжется с Еленой и спросит у нее, брала ли она в учительской чашку с принтом в виде собачек-кошек.

Платонов молча схватил телефон, а я пробормотала:

– Лучше подождать, пока твои сотрудники ответят. Если я не права, дальнейший мой рассказ бессмысленен. И, чуть не забыла, узнай заодно, какая посуда была в библиотеке!

Где-то через полчаса в кабинет Андрея вошел его сотрудник и молча посмотрел на шефа.

– Говори, Виктор, – приказал Платонов.

– Вы правы, – начал парень, – на чашке есть цифра сто. Елена вечером, когда Хатунова ушла, начала наводить порядок и кокнула в туалете сервиз. Полина Владимировна утром, придя на работу, всегда пила чай, заваривали его в чайнике, никаких пакетиков. Чайник остался цел, остальное погибло. В шкафу были еще тарелка и блюдечко, а вот чашка отсутствовала. Лена испугалась, что утром ей влетит, сбегала в учительскую, схватила первую попавшуюся под руку кружку и поставила на полку. Только она меня уверяла, что на ней был какой-то рисунок, связанный с животными, козы, бараны, кошки, собаки – секретарша не помнит. Но принт точно был. Оттуда в кабинете Хатуновой белая кружка, Елена даже предположить не может.

– Ага! – воскликнула я. – В школе две женщины обожают вещи с песиками-кисоньками: Вера Соева и Ангелина Максимовна. Что интересно, у Жориной тоже пропала кружка, но в отличие от моей скучной, без рисунка, чашка учительницы труда была разукрашена собачками-кошками.

Я сделала паузу и посмотрела на молчащего Андрея и притихшего Виктора.

– В крови покойных Хатуновой и Соевой нашли яд. Но как он туда попал? В еде-чае отравы не было, кружки-тарелки, которые использовали покойные, вне подозрений. Думаю, дело было так. Отравить хотели Ангелину Максимовну. В гимназии у всех учителей свои чашки, они стоят в шкафу, никто чужую посуду не возьмет, это не принято. Преступник решил использовать привычку педагогов пить чай-кофе только из собственных кружек и покрыл чашку Жориной изнутри самодельным ядом, сделанным по старинному рецепту. Мы знаем, что отрава не имеет ни запаха, ни вкуса, сохраняет свои свойства веками и активируется, соприкоснувшись с жидкостью. Чашку намазали ядом вечером накануне дня гибели Хатуновой. Ангелина в тот день была дежурной, она сидела в учительской до шести. И, кстати, жалуясь на пропажу чашки, Жорина говорила: «Куда она могла подеваться? Вечером, перед тем как домой унестись, я чайку попила, помыла кружечку, на полочку поставила, а на следующий день не нашла ее на месте». Отравитель должен был уйти после Жориной, но до секретарши Лены. Охрана фиксирует, когда педагоги покидают здание.

– Витя, – воскликнул Андрей, – быстро выясни…

– Уже понял, бегу, – кивнул парень и исчез.

Платонов посмотрел на меня.

– Чашка с ядом ждала Жорину, только у нее она была с анималистическим рисунком.

– Да, – кивнула я. – Косорукая Лена, напуганная обещанием директрисы ее уволить, схватила чашку Жориной и поставила в приемной в шкаф. Хатунова выпила из нее чай и скончалась. Соева вошла в кабинет, увидела прелестную кружечку, заменила ее на мою белую и унесла в библиотеку. Вера была аккуратным человеком, она, конечно же, помыла чашку, но мы знаем, что яд не исчезает даже после тщательной обработки отравленного предмета. Судя по тому, что Соева в тот день не умерла, попить чаю Вере не удалось. Соева здорово нервничала из-за снимков в письменном столе, не знала, как их добыть, чтобы не вызвать подозрений. На следующий день я зашла в библиотеку, и Вере Борисовне пришла в голову мысль отправить за снимками меня.